Ванда — не семья, ею не была и не станет, Ванда никогда не подтыкала одеяло с динозаврами и подарки на Рождество ей не упаковывала; Ванда не знает, какого ранга у сестры диплом и что она выпускница Лиги Плюща, Ванда в принципе забывает всё и подчас лишь водит пальцами вперёд-назад, и тогда Лорна крепко сжимает чужие смуглые запястья, поочередно покрывает мазками губ и оставляет, кое-как подправляя бежевые смятые простыни. Складки и изломы идут по острию изголовья в резных птицах, а водянистый воздух гор дрожит от малейшего вскрика; Ванда кричит часто, а потому ледники сдвигаются с верхушек мармеладных гор на сантиметр в день. Отец, пожалуй, противится деревушке на Балканском полуострове; Лорна говорит, что со своими советами он может катится к Дьяволу и пусть исчезнет из её жизни — и жизни Ванды. Когда она находит Пьетро среди бутылок, замызганной одежды и мусорных мешков, то выплёвывает в стену из крошенного гранита, что так ему и надо, и что она желает сдохнуть ему в луже из спирта этилена и паров рвоты. Пьетро она больше и не видит, Эрика — и подавно; Лорна взваливает ношу в виде алого сгустка гуаши на плечи и взбивает три подушки, вешает на потолок карусель, украшает засушенными цветами и деревянными колокольчиками, крутит. Она обставляет всё так, как написано на сайте "проведи в цыганском таборе три дня", она листает книги Гримм и искалывает пальцы в кровь и мясо, пока не заканчивает бантик на капюшоне багряного плаща. В выемке между семью холмами они одни, и драгоценные камни рассыпаются по лужайкам, дорожками из кирпича ведут не-к-городу-Оз; Лорна каждую ночь укутывает Ванду в плед и подбирается чуть ближе, царапает по предплечьям и тянет к себе, стремясь оберегать.
Местная ведьма с весьма не-ведьминским именем Мария делает им оберег, две спиральки с перламутром и глазурью. Лорна не верит, но принимает с благодарностью, идёт назад, и пока Ванда спит, а ветер осени трепещет гриву в изумрудах, Лорна плачет под деревом клёна, проклиная весь мир — проклиная Ванду.

Отец суров, резок и груб; и Лорна стремится сделать всё, чтобы уберечь сестру. За византийскими арками и взводами висячих садов, они едва ли напоминают месопотамскую знать; монеты украшений оттягивают спину, а волосы доходят ей до пят. Пьетро вынесет, не маленький, она — подавно.
Лорна знает, что быть принцессой в мире, где гремит война, то разражаясь лавой, то проплывая айсбергом, не столько престижно, нежели с обязательствами. Лорна так и делает, повторяя, что Ванде нельзя, Ванде нужно больше спать и больше гулять в саду, а Лорна — Лорна может пить до утра, может вести чёрным маркером пути по карте, может подсчитывать и сверять отчёты финансов с кварталами и быть примерным образцом "mutant and proud".
Лорна трахается беззастенчиво и в тех местах, где, в общем-то, положено не очень; ей глубоко плевать, что Реми ЛеБо тащит из фамильного сквера с мраморным фонтаном, её не заботят заткнутые тряпками дырки в стенах квартиры Саммерса-который-Алекс, и то, что у Эммы кольцо на пальце номер четыре тоже; Лорне просто нужно отвлекаться, скидывать туфли и волочить кудряшки по вздутой земле асфальтов, потому что там — потому что там нельзя.
Нельзя грубить, нельзя ругаться, нельзя пить. Там можно только протягивать фигурки из бивней мамонтов и рассказывать о древних викингах и феях Галлии, о том, как плывут под парусами вдаль завоеватели из стран чудес, о том, как гордо вышагивают караваны, уничтожая дюны на своём пути.
Лорна, погрязшая в грязи, не очень-то спешит отмываться, просто знает — Ванду туда нельзя.
Ванда тогда сгниёт напролом. 

Их разговоры с Вандой вряд ли можно назвать хоть сколько-нибудь содержательными, информационно наполненными или же раскрашенными в эмоциональную отдачу; между ними такая зияющая своей чернью пропасть, что перегнувшись через край видишь острия торчащих осколков, и по тонкому канату идти вглубь открытое самоубийство, и самое забавное, пожалуй, в том, что обе они осознанно идут на шаг, вальсируя в три такта и прорезая грани.
Лорна радуется каждому чёткому вопросу, например, о времени года, или о том, какие сутки по счёту, или что было сначала, курица или яйцо, или что пишут таблоиды, или как горят неоновые рекламы в сетях страны восходящего солнца; они не всегда последовательны, и Лорна за этот краткий срок перебирает все темы, которые затрагивала в жизни, до и после. Главное, в моменты бодрствования захватить сказкой, увлечь легендой о Лорелей, вить верёвки из кос, подкалывать ромашками спутанные локоны и продолжать, продолжать говорить.
Чарльз говорит, что Ванда на износе, что алый шёлк струится сквозь фаланги и исчезает в потрескавшемся окне, Чарльз качает головой и спрашивает, почему Лорна ушла из Людей Икс, почему оставила поломанные колёсики чемодана в институте и когда её ждать на файв о'клок с четвертинками огуречных бутербродов и овальными размякшими зефирками в какао. Лорна молчит, раскачивается на обожженном стуле и понимает, что Чарльз больше не телепат, зато ходит по земле; а Лорна больше Лорна, а оболочка из костей и сухожилий. Ванда однажды слышит, и ей хочется податься вперёд, зажать уши и заткнуть Профессора, убрать страшные слова и стереть из памяти ластиком, проведя три прозрачных линии — поздно.
— У меня больше нет гена икс, — говорит Лорна, смешно морща нос-пуговку и продолжая кое-как разлеплять патлы каштанов, — я больше не мутант, Ванда.
Лорна не умеет врать, гораздо важнее — того не хочет, но отчаянно молится богам всех стеклянных куполов небес и всех земляных властителей бренных гор, чтобы она не задала тот единственно важный вопрос, чтобы потрескавшиеся губы не проворчали кто с тобой такое сотворил.
Потому что это со мной сотворила ты, Ванда. Ты убила меня.
Лорна наклоняется совсем близко, как раз тогда захлёстывает белая горячка и лоб горит осенним пожаром, трясутся позвонки и слышится хруст ребёр; Лорна целует Ванду совсем рядом с краешком губ, подходит к носу и заканчивает на лбу; труднее всего держать за руку, когда дозволено слишком много, а можно — чересчур мало.

Когда закатные лучи ползут по статуям у входа, Лорне остается лишь чуть свернуть пальцы колечками и продолжить погружаться в медитацию, но в конце концов она позволяет кружеву сестры ложиться на плечи и запускает пальцы по макушке, бежит ноготками по ключице и говорит о том, как дивен и прекрасен этот мир, как много они работали и как все заслужили счастья. У Лорны саднит щека, у Лорны по предписаниям по пять таблеток утром, десять в день и три вечером, Лорна ест только когда смотрит Ванда и проводит ночи там, где можно всё забыть.
Ей кажется, что вместе с властью Магнусы лишь подарили себе проклятья на века, но на долю свою Лорна не сетует.
В конце концов, она принцесса.
Она может покупать платья за три тысячи долларов американских, она может трахаться на столе переговорной, где совсем недавно обсуждался разрыв союза с Латверией, она может любить свою сестру больше жизни — только продолжать молчать.
И этот ком из обиды, ненависти и боли сворачивается в ураган.
Когда Катрина придёт на остров — Лорна хорошо молит богов, она умеет — пусть ураган снесёт на своём пути всё и не оставит даже прутика.
[AVA]http://cs628419.vk.me/v628419510/45199/lOX-1Op8W-0.jpg[/AVA]
[SGN]

[/SGN]