С недавних пор — для Асгарда так и вовсе, считай, со вчерашнего дня — человечество взяло за правило неприятно удивлять высокомерных гостей из высших реальностей. Все привыкли считать Землю Мидгарда заповедником примитивных существ и технологий. А между тем, скрываемые от глобальных интересов предубеждениями, люди освоили экспоненту войны, сварив в местных конфликтах кашу, лучше иных прогрессоров подготовивших слабых и хрупких потомков приматов к столкновению с неведомым. Добрая тема для рассуждений. Славно было бы обмозговать её на досуге, но, право слово, Локи не был настроен на научные изыскания в антропологии и в иное, праздное и безбедное время. Человеческое свойство глотать и переваривать всё, что его не добивало, теперь вызывало не интерес, но горячее желание посодействовать какой-нибудь вселенской силе в уничтожении строптивой планетки. А всё потому что те силы Мьелльнира, что Тору открывались десятилетиями, Стивен Роджерс принял, лишь приняв рукоять «достойной» дланью. И всё неисчерпаемое его желание помочь Тору едва не угробило единственную возможность вернуть его с той стороны захлопнувшейся двери. Потрясающее хамство эволюции.
Договориться миром со Мстителями Локи даже не попытался, даром что со стороны людей во время боя ему ударов почти не перепало. Но спасать бескрылую военачальницу он бросился с той ретивостью, как если бы она была родной ему. Ночные откровения в Гладсбьёрге даром не прошли: Сатане его пространных объяснений не потребовалось, и помощь её пришлась очень кстати. Так что по возвращении в крепость Локи показательно не препятствовал демонице, очевидно демонстрировавшей намерение досмотреть представление из первых рядов, а то и принять участие.
Только в дело восстановления из едва трепещущего комка костей и плоти подобия жизни, способного хотя бы говорить, Локи Сатану не пригласил. Ему и самому наука исцеления была чужда. Но двое суток из лазарета трикстер вылезал только для того, чтобы хлебнуть, что под руку попадётся, да с озадаченным видом скитаться по крепости, собираясь с мыслями. Всякий раз во время таких недолгих вылазок настроение Локи было иным: он то сыпал не имеющим отношения к делу темами бесед, то отмалчивался. И явно, явно не находил себе места в форпосте Асгарда.
Однажды он сказал, что осталось только ждать, пока пленница сможет ворочать языком. И ожидание стало чуть менее невыносимым. Локи вычистил руки от крови и как будто повеселел.
«Как ты считаешь, пойдёт ли тебе асгардийский доспех?» — спросил он у Сатаны ни с того, ни с сего, когда шёл уже третий день от битвы. Как оказалось мгновением позже, без всякого доспеха было лучше. Суккуб — не асгардийская дева войны, какую без нагрудника и фантазией не нарисуешь толком. Но развеять иллюзию Локи не поспешил.
«Сыграй роль для меня. Посмотрим, как хорошо помнят в Десятом мире асгардийские казни. Скажешь, что, раз уж псина выжила, то завтра её проводят к Биврёсту, на суд Всеотца. Я присоединюсь позже и скажу, что делать дальше», — наставив Сатану подобным образом, Локи сопроводил её к темницам. Увидеть лазарет и те усилия, что возвращали к жизни небесную деву, Локи пленнице не позволил.
Много же времени прошло с того дня, как миров стало девять. Многое же нужно было узнать крылатым воительницам прежде, чем идти войной на миры Иггдасиля. Возможно, в их глазах, у Асгарда принцев всё ещё на одного больше.
Истинным принцем он и явился в казематы, когда посчитал сказанное Сатаной под иллюзией достаточно устрашающим для души, более всего иного озабоченной личной выгодой. Будь на её месте кто угодно другой, Локи страшить её заранее не потребовалось бы. Но у кого другого и спрашивать было нечего, кроме мелочной мести.
«Оставь нас», — сказал Локи, открыв дверь в темницу, не прикасаясь рукой. На «стражника» он едва взглянул. Умница Хеллсторм играла так, что лицедеи всех времён Мидгарда обглодали бы себе лица в бессильной зависти. Хотя велика ли была свобода разгуляться у стража Асгарда? И всё же, Локи мысленно ударил в ладоши.
А как остался с пленницей наедине, Локи внимательно изучил то, что у него почти из пепла получилось. Воительница Десятого мира, лидер Охоты, гордость и слава воинственных Небес, теперь была жалким подобием себя. Сложно сохранять достойный вид с болезненно вывернутыми плечами, на цыпочках, в наготе и с оставленными как на показ не зажившими ранениями. И всё же, это было лучше того, что вынес Локи с поля боя. Если оставить её жить, понадобится совсем немного времени, и она сможет снова стоять против миров с оружием в руках. Она и сейчас была готова сражаться, она смотрела на него с испепеляющей ненавистью. В этих глазах не было и искры узнавания.
— Знаешь, кто я? — спросил Локи тихо, роняя слова как подаяние изъеденному безобразной язвой бедняку.
— Мне не по чину знать всех насекомых Асгарда, — сквозь зубы процедила пленница, но теперь глаза её пылали уже иначе. То, как Локи бросался на прорыв к дверному якорю, не осталось незамеченным.
— Я Локи, сын Одина, — стряхнув оскорбление как чайка стряхивает воду с перьев — не заметив — сказал Локи. — Я брат той стихии, что заставила твою армию захлебнуться собственным криком. Сейчас он превращает сияющие чертоги Небес в кровавый котёл…
— Только если своей кровью! — выплюнула пленница, но Локи и бровью не повёл, продолжая:
— Ты видела, что он сделал с твоим войском. Ему в то время было, куда отступать, он не желал вреда союзникам и планете под собой. В твоём мире ему жалеть нечего. И уходить — некуда. Всех сил и всего отчаяния твоего народа не хватит, чтобы его остановить.
Лицо пленницы превратилось в яростную гримасу. Локи покачал головой.
— Мой отец взыщет с тебя ответ за нарушение поставленных им границ. А после станет наблюдать за гибелью Небес, и растянет страдания тех, до кого не успеет добраться милосердная смерть от руки Тора. В этот раз он не удовлетворится одной только печатью, раз вас она не вразумила. Подумай об этом. Но думай быстро. Я могу предложить тебе сделку, которая устроит нас обоих.
— Убирайся в Бездну!
Если бы слова могли резать, Локи распался бы на две половины к ногам пленницы. Но не в силах её было даже заставить Локи уйти. Он подождал, пока мысли воительницы примут нужное направление и сказал, не дожидаясь просьбы:
— Ваши соглядатаи пришли в Мидгард не теми вратами, что мы обрушили. Ты знаешь, где другой проход, и ты проводишь меня к нему. Взамен Тор уйдёт из твоего мира, ты вернёшься домой, и вы вольны будете дальше жить, как жили.
— Взаперти!
— Замок можно со временем исправить. Смерть — нет, — заметил Локи и вышел.
С Сатаны давно уже спал иллюзорный золотой наряд с чужой личиной под увенчанным разомкнутым кругом шлемом. И то к лучшему. Локи улыбнулся, сцепил за спиной руки.
— Я обещаю, что там, куда я направляюсь, не будет скуки. Но и друзей тоже не будет, а Тор… вряд ли поймёт разницу между тобой, мной, своей матерью и небесной птичкой. Но я пойду туда. Твоя компания сделает мне честь.
Не так уж много времени дал он на размышления что Сатане, что пленнице. Но и того для демоницы было много, она не позволила ему договорить. Локи развеселился. Вооружаться вдвоём против целого мира было ему ближе к сердцу, чем приличное воинское варево из своих и чужих. Он очень долго подспудно понимал, что своих у него нет.

— Прежде, чем мы уйдём, назови своё имя, — Локи не просил, его пленница не собиралась отвечать. Но он никуда не спешил, а перед глазами волей-неволей вставала картина, нарисованная сыном Одина. Там, у пролома, повелевающий молнией воитель шёл через строй как горячий нож идёт сквозь лёд.
— Энджела.
Вид Локи, лучше любых слов говорящий, что он не имел сомнений о том, каков будет её ответ, взбесил пленницу до того, что она едва не порвалась взять свои слова обратно. Смолчала.
И молчала до тех пор, пока все иллюзорные стражи крепости не оказались отосланы в сторону от их пути. Истинные асгардийские гвардейцы отчего-то того же пиетета к принцам не испытывали, как припоминал Локи свой собственный, Тором устроенный побег. Судьбой воинов Асгарда, поднявших оружие на Тора, Локи не интересовался, но тут, пока шли, задумался.
— Сними с меня оковы, — высокомерно бросила пленница, когда стены Гладсбьёрга остались позади. — Дай мне оружие.
Локи скользнул взглядом по золотистым громоздким обручам, сжимающим не по-небесному крепкие женские запястья.
— Проводнику без нужды оружие. Одной её, — Локи кивнул в сторону Сатаны, — достаточно, чтобы уберечь тебя от любой беды. Оковы же я сниму только когда мы окажемся на Небесах, не раньше. До тех пор ты остаёшься пленницей. Говори, где ваша лазейка.

Конечно, это был храм Распятия. Не нужно было иметь семи локтей во лбу, чтобы догадаться. Но Локи ожидал чего-то более величественного, обжитого. В любви к высоким сводам, пышности и золоту многие старшие миры были близки друг другу больше, чем хотели бы признать. А тут — смотреть не на что. Неужто только так и может жить неистовая вера, способная к невероятному — проложить путь в обход всех замков, к жадному до воли Хевену?
Видимо, так оно и было, потому что дальше от величественного города Ватикана места было не придумать. Кое-где обвалившаяся белизна стен, пёстрые как эмалью покрытые купала едва ли с малую хозяйственную комнату во дворце Одина величиной, одно окно досками забито. И всё же, когда портал выбросил их в виду маленького храма, Локи почувствовал сквозняк. Смешно — сквозняк под открытым небом, но точнее слова не подобрать. Через копьецо часовни, грозившее низким облакам, сквозило. Едва заметно, здесь и в самом деле сложно было пробраться даже одному ангелоподобному.
— Мы на месте, — процедила Энджела.
Локи обменялся взглядами с Сатаной. Уговор был — не отпускать от себя едва ковыляющую пленницу, даже когда портал останется позади. По возможности. Четырёх рук на два дела сразу могло и не хватить, и небесная додо не была важнее Тора.
— Ну так идём.
Внутри храм ничем не удивлял. Не нужно было заходить, чтобы предвидеть запустение и разрушения, учинённые временем. Больше временем, чем гостями, хотя те постарались. Под тусклыми рисунками, в которых по золоту как призраки лишь угадывались человеческие фигуры (по мокрым потёкам на дереве угадывались их глаза), у маленьких резных ворот, чудом державшихся на своём месте, лежал, скрючившись, тонкий человеческий силуэт. Девушка, почти ребёнок, не дышала и не шевелилась, сливаясь в смерти с останками былого места поклонения. Локи посмотрел на неё мельком, но трогать не стал.
— На обратном пути уничтожим это место. А пока я поддержу брешь. А ты возьми пленницу и проходи в Хевен. Нынче там никому нет дела до чёрного хода. Я иду следом.

Совместно с Локи.

Странно, но страха девушка не чувствовала. Паники тоже. Глыба земли полетела в них слишком быстро, чтобы она успела испытать какие-то чувства по этому поводу, поэтому Сатана сделала самую разумную вещь, которую могла - потеряла материальность, обращаясь в туман, которому по понятным причинам навредить было очень сложно. Это было естественно для существа, которое приходило в облике видения и мечты в чужие спальни, но поддерживать такой облик долго было сложно. В прочем, сейчас и не пришлось: в себя королева пришла уже только после вынужденной телепортации, в которую их прихватил с собой трикстер; мрачно дернула углом рта, созерцая оставшуюся на месте их прошлого пребывания яму, глубиной могущую если не потягаться, то хотя бы не посрамиться перед некоторыми тартарианскими ловушками. Громовержец бил наверняка.
Интересно, чем они были в его сознании, подёрнутом плёнкой уже совершенно полного боевого безумия.
- Если вообще будет можно. Начинаю серьезно сомневаться, - негромко добавила демон, безразлично покосившись на пленницу, у которой сейчас весь богатый внутренний мир рушился в осколки.
Суккуб повела плечами, сильным, резким взмахом мгновенно раскрывая огромные крылья, тряхнула головой: человеческая шкурка была, конечно, уютной и удобной, а к тому же - крайне привлекательной, но истинная форма давала куда большие возможности. Задремавший было где-то на задворках подсознания Василиск, предчувствуя возможность ещё одной бойни, сладко потянулся и выглянул сквозь женские глаза змеиными узкими зрачками, восторженно всматриваясь в обагрённый кровью небесных детей пейзаж. Как и всегда, ему это было по нраву, но Сатана только поморщилась едва заметно и очень невежливо приказала ему заткнуться - здесь нужно было что-то куда более тонкое, чем его исступлённая яростная мощь. То есть, конечно, можно было бы попробовать обернуть Донара в камень, но не было ни малейшей надежды на то, что дикая и безумная природная сила, которая по сути своей разрушительнее любого бедствия от рук человеческих, соизволит обратить на этот скорбный факт какое-нибудь внимание.
Явственно приходило понимание, что брать здесь придётся хитростью.
Конечно, они с ётуном на творческую смекалку не жаловались. Один за богатую историю жизненного пути успел весь Асгард до белого каления довести, причём далеко не единожды, вторую добрым матерным словом вся Преисподняя поминала - ну, по крайней мере, те, кому вдруг удалось выжить после её аккуратных интрижек, запущенных в правильную сторону. Однако и такие масштабы, так сказать, проблем, осторожно именовавшиеся жизненными неприятностями, видеть Тане приходилось впервые. И, если говорить откровенно - да и дальше б их не видеть.

- Если бы у меня их не было, я бы с тобой не пошла, - с лёгким оттенком сарказма в голосе ответила девушка, но на лице её всё явственнее отражалась тень сомнения.
Конечно, обольщать суккуб умела: её для этого и создала вселенная; словами ли, образами, снами или прикосновениями к сознанию. Но тут была одна скромная проблема, с которой всё же, к величайшему сожалению, приходилось считаться - Тор сейчас едва ли был способен услышать и разобрать хоть музыку, хоть песню, хоть крик в собственной голове, ибо все те мысли, которые ещё могли задержаться в его разуме, канули во мрак и давно безвозвратно в нём утонули. Слишком много крови было пролито и слишком много яда войны впиталось в его тело. Не для живого, чувствующего существа была такая реальность; это Всадники, что были сутью тех явлений, могли проходить сквозь мор и голод без всяких изменений в своих головах, а вот в тех, кто имел душу, что-то менялось, будь они людьми, богами или грустными двадцатиногими моллюсками с экзопланеты у Тау Большого Пса. К тому же здесь, в этой тьме, что захватила Донара, требовалось что-то совсем другое, и вот с ним-то как раз у королевы были большие проблемы. Сама по себе являясь почти чистым мраком, лишь тенью, отблеском души своего отца сохранив в себе свет, демоница плохо умела освещать путь. Вывести кого-то из тьмы куда как сложнее, чем кого-то в неё завести.
Хеллстром на мгновение ощутила неуютное чувство сомнения в правильности собственного выбора. В конце концов, какое ей дело до этих асгардийских сложностей, если уж на то пошло? Земля в безопасности, мир стоит, ось баланса передумала в очередной раз ломаться; ну так какого лешего, прости, Господи, она вообще тут делает? Кого она спасает? Драгоценного папу, что ли? Мужа? Брата? Да и то, чёрта с два бы она подняла свою королевскую тушку с трона и пошла за шкирку вытаскивать Деймона из таких неприятностей. (То есть она бы, конечно, и подняла, и пошла - а то и побежала, но думать о том, что послала бы она любимого старшего в такую задницу, в какой с лёгкостью уместилась бы половина галактики, было иногда приятно. Поднимало самооценку.)
Однако рыжая, запахнувшись в крылья свои, как в огромный плотный плащ, мрачно всматриваясь в горизонт и вслушиваясь в безумные крики, что неслись оттуда, никуда не исчезала, обернувшись ночной тенью. Хотя и следовало бы. Однозначно. Скорее всего, Донар - если бы, конечно, то существо ещё было Донаром - и сам велел ей убираться отсюда прочь.
Но королева не могла. Чёртовы человеческие чувства. Какая фееричнейшая нелепость, если подумать - демон с эпическими привязанностями, которые не дают ей нормально эгоистично жить, а требуют кого-то спасать, при этом, в принципе, не исключая возможности героически самоубиться в процессе. Нет, и ладно бы просто привязанности, душа - вообще штука смутная, вечно выберет кого-нибудь, особенно к этому не подходящего, и влюбится по уши, но к кому, к кому?! - вопрошает здравый смысл. К богу грома, который без битв себе жизни не представляет. Авторы нелепых фентазийных романов, в которых драконы любят рыцарей, а принцессы - коней, молча курят в сторонке, не в силах представить себе столь прекрасную картину.
Но она любила его. Отдавая, в общем-то, отчёт в том, насколько это глупое и бессмысленное занятие, она всё равно продолжала его любить, с той же неистовой силой, с какой когда-то давно любила святого отца, впервые принёсшего в её жизнь что-то, отличное от вечного долга перед мирозданием, и самое трагичное во всей истории было в том, что в этой любви не было ничего, что напоминало бы страсть. Между любовью к богу и любовью к мужчине - пропасть, глубина которой насмешливо хихикает в лицо Марианской впадине; и именно эта любовь без всяких раздумий загнала Сатану на край миров, в запечатанное, запертое пространство, в котором она стояла бок о бок с Локи и смотрела вдаль, пытаясь осознать, что же делать.
Кроме очевидного ответа "лечь и плакать", очень, конечно, приятного в своей очевидной реализуемости, но несколько бессмысленного.

Хеллстром глубоко вздохнула и перевела очень внимательный тёмный взгляд, пылающий алыми зрачками, на трикстера. Нет уж, умирать - так с музыкой. Оставалось надеяться, что у ётуна на самом деле в рукаве традиционно припрятана какая-нибудь гениальная афёра, которая поможет им как-нибудь выпутаться из происходящего, сохранив при этом не только Тора, но ещё и себя в относительной целостности.
- Всё это занимательно, - наконец постановила она, складывая белые руки на талии. - Но очень смутно. Можно попробовать импровизировать, конечно, но, боюсь, не самая удачная ситуация для проверки наших талантов к неожиданным решениям в стрессовых условиях. Скажи мне, Локи, у тебя есть какой-нибудь план?
Локи ответил шальным взглядом, скользнувшим по фигуре Сатаны, и остановившемся на Энджеле.
- Для начала найдем здоровяка. Нужно же понять, насколько все плохо.
Хеллстром обдумала это предложение. Подкупает новизной.
- Зачем его искать? - глубокомысленно спросила она. - Достаточно идти на звук. Это как на свет, только на звук. Сдаётся мне, что те вопли за горизонтом не являются обычным элементом местной программы.
- Перенести нас туда я не смогу, - заметил Локи, - слишком заметно. Но здесь наверняка найдётся подходящий аппарат.
Подходящим найденный на острове аппарат, по недоразумению оставшийся относительно целым, мог назваться таковым лишь с большой натяжкой, но с божьей помощью и освобождённый от тел защитников Хевена, он выдержал тройной груз и даже почти не искрил на пути ко дворцу. Суккуб в происходящем лицо сохраняла каменное. Привкус реальности давно покинул это место, так что удивляться как-то не приходилось.
И если Локи в самом деле интересовал вопрос, насколько всё плохо, ответ был краток: хуже некуда. Сам Один поколебался бы, окажись он здесь. И он оставил бы этот мир на уничтожение, чтобы сам Тор завершил то, что нельзя обратить. Локи только головой покачал, когда им, скрытым магией, пришлось вступить под своды торжественного зала в сердце Хевена.

Открывшаяся им картина переполнила до краёв все чувства Энджелы, для которой это место было домом, а крики боли принадлежали не просто королеве. Всей силой своей души, о пределах которых она сама не ведала, Энджела рванулась вперёд, как будто оков на её руках не было. И в самом деле, ничто больше не удерживало её. Воительница подхватила из мёртвых рук оружие так, словно не она три дня назад была больше телом, чем живым созданием. И ран на ней больше не было заметно.
Локи поднял было руку, намереваясь её остановить, но иронично склонил голову, сжал кулак и оттащил Сатану прочь, потому что ответ яростного Тора предвосхищал атаку сумасшедшей военачальницы.
- Возьми это, - в руки Хеллсторм опустился некрупный арбалет из тех, что в Асгарде использовали на состязаниях. Болт в лонце был целиком отлит из стали и, если прислушаться, едва заметно звенел. - Тут только один выстрел. Я подведу к тебе Донара и поставлю, ты - стреляй.
- Есть, мой командир, - буркнула демон, в прочем, достаточно тихо.
Ссориться с Лофтом ей не слишком-то хотелось, просто ощущение того, что всё происходящее давно вышло за рамки не только здравого, но вообще хотя бы какого-нибудь смысла, не желало покидать королеву. Натянув тетиву, девушка сильно встряхнула крылом, запачканным в чужой крови, и мгновенно рассыпалась в осколки, возникая на несколько шагов левее. Скрываться особо не приходилось: во-первых, Одинсон был всецело занят девицей, что накинулась на него с ожесточением волчицы, защищающей логово, во-вторых, замечать их было уже особо некому. Живые если и остались, то явно благоразумно решили хотя бы внешне побыть мёртвыми - так был шанс умереть на пару часов позже, что уже было как-то приятнее. Время в таких ситуациях кажется самым ценным, что есть у смертного.
В прочем, с другой стороны, наблюдать закат своей родины вряд ли было слишком радостным зрелищем. Мир, чьи основы сейчас ломались, будто сделаны были из песчаника, едва слышно стонал.
В движении, в том вихре, что представлял из себя бой яростной Энджелы и Тора, не то что попасть - рассмотреть что-то толком было сложно. Но раненая дева выдыхалась, и прежде, чем её достал топор, Локи сшиб её и сам занял её место в бою.
- Я не хочу сражаться с тобой, брат! - слова, пошатнувшие колонны, в Торе лишь больше пробудили ярости. Но Локи не сдавался. Леватейн сиял в его руке, но противопоставить его Тору было всё равно, что встать с мечом против селя. И Локи уходил от ударов до тех пор, пока Тор не оказался рядом со скрытой Сатаной.
- И я не буду сражаться! - крикнул Локи и отбросил меч вместе со всеми границами, что держали его до сих пор. В мире, где каждый атом суть магия, он мог себе позволить встретить беспредельность силы беспредельностью магии. Не больше и не меньше, чтобы остановить Тора. Не те это были оковы, что могли бы удержать Тора навечно. Но Сатане и не нужно было вечности.

Это было глупо.
То есть, конечно, всё их предприятие, в котором фигурировали такие эпохальные фигуры, как припадочная ангел из Хевена, бог обмана и княжна тьмы, изначально нельзя было считать слишком умным, но сейчас оно представляло собой какое-то месиво из мыслей, чувств и смутного, но всё нарастающего ощущения, что всё катится в тартарары. Хеллстром, суть магии не меньшая, чем ётун, предпочла бы вытаскивать аса из мрака более простыми способами, в которых не фигурировали попытки убийства, но кто бы её вообще спрашивал. Господи Боже, зачем дьяволу вообще вздумалось завести себе наследников. Оставалась бы сейчас частью великой тьмы и не знала никаких бед.
Вскинув арбалет, девушка прицелилась. Дыхание её, неожиданно ровное и спокойное для того, что происходило вокруг, стало вовсе не слышным, весь мир сузился до одного болта, острие которого смотрело на широкоплечую светловолосую фигуру, сейчас казавшуюся такой же красной, как пейзаж вокруг.
"Прости, Донар. Выбор бывает не всегда."
Рыжая спустила тетиву. В голове теперь было удивительно пусто, и рука её не дрогнула. Ни мыслей, ни желаний: божественная, всеобъемлющая пустота, выбираться из которой не хотелось вовсе. Стальной наконечник, издав в воздухе высокий певучий звук, вошёл в спину Тора по самое оперение, полыхнул золотом и остался рукоятью меча Истины.

Локи замер рядом с неподвижной бессознательной Энджелой — так вихрь, несущий исполинскую охапку листьев замирает на остановленной записи, забыв согласовать действие с законами физики. Дёрнув уголком губ в изящном компромиссе между раздражением, болью и улыбкой, он отнял руку от бедра и тяжёлым взглядом посмотрел на ладонь, в которой собралась гостью тёмная, отдающая в синеву кровь. Беспредельная ярость сорвавшейся с цепи смерти как будто и не занимала его больше. Нехотя поднял Локи свой взгляд на Тора, устало и тихо, но отчётливо сказал:
— Болтаешь много.
Слова, брошенные им следом, не принадлежали языкам землян, но тот, кому они были предназначены, отозвался. Нет клинка острее правды, и в то же время её зазубрины рвут нутро с беспощадностью гарпуна. Это была та правда, что могла убить. Даже то предвечное существо, которым теперь был Тор.
Сгорбившись подобно немощному старику, исполин грохнулся на колени. Поверх его головы Локи посмотрел на Сатану. Её больше не скрывали его чары, бесполезные в случае промаха. Гримаса Бога Обмана выправилась, он кивнул демонице, делая этот жест больше похожим на поклон.
— Он будет в порядке. Это был Грам — оружие Истины. Он лишь покажет ему…
Рёв безумца сотряс белокаменные своды зала, в нём без следа потонули слова трикстера. Локи против воли отшагнул дальше от Тора, скрывшись в тени и возникнув рядом с Сатаной секундой позже.
— Он выстоит или нет, но больше мы не можем сделать ничего.
И в самом деле им оставалось только наблюдать за самым страшным сражением Тора, сына Одина. Локи, пошатнувшись, подпёр плечом колонну и созерцал, как выворачивает наизнанку бога. Сложно было прочитать хоть что-то по его лицу, пока Громовержец не свалился замертво. Подняв руку, Локи удержал на месте демоницу. Возможно, бой ещё не кончен.
Он пришёл в себя немедленно, и Локи протянул ему раскрытую ладонь, приветствуя того Тора, которого он знал с начала времён. Но сын Одина и приблизиться им не позволил.
— Проклятье! — бросил Бог Обмана вслед удравшему прочь Тору  схватился за грудь. Резкое движение воззвало к чудовищному удару, полученному от бога-безумца. — Теперь раны его его убьют, а мне за ним не угнаться.
Сатана всё поняла верно, и взмах её крыльев закружил в воздухе обрывки белых перьев — останки мира, больше похожего на разворошенную перину.

Локи проводил соблазнительницу взглядом, вздохнул и оглядел место последней баталии. Пахло железом, кровью, палёной птицей и плотью. Локи подобрал из смрадной лужи свой меч и приблизился к той, что когда-то была сердцем и острием этого мира. Правительница теперь была похожа на чайку, попавшую в турбину челнока. Но жизнь в ней ещё теплилась. Локи опустился рядом с ней на колени и приблизил своё лицо к её, ловя одно из последних издыханий поверженной королевы. Удар, его настигший тут же, был силён, но не сильнее тех, что подарил ему сын Одина, и это он стерпел, лишь отстранившись и одним движением перерубив на тонкой белой руке сухожилия и кости. Ничего необычного в картину это действие не добавило. Едва сочащаяся кровь растворилась в уже пролитой. Едва слышные звуки, слетевшие с губ Правительницы, в тишине, опустившейся после громов и агонии бога крови, звучали набатом, но Локи более к умирающей не оборачивался, предоставив ей самой дойти до своего конца.
Спрятав царственную ладонь за пазуху, Локи теперь уже отправился к сияющему Граму, пульсирующему в такт лихорадочного сердцебиения. По лезвию его ходили алые всполохи, не унимающиеся, и само оно как будто вобрало в себя всю кровь, до какой смогло дотянуться.
— Теперь ты истинно Грам, как и желал твой создатель*, — заметил Локи и улыбнулся сытым змеем. — «Ты даже стал бы со мной рядом»… возможно, ты не так и заблуждался, Шумный Наездник.
И этот меч исчез по мановению руки трикстера, как раньше — его собственный. Движение у трона отвлекло Локи. Там, у ступеней, ведущих к поверженной славе и силе, подавала признаки жизни Энджела.
— Не время, — провозгласил Локи и протянул к ней левую руку. Лёд, невозможный здесь, сковал и кровь, и камни, и саму военачальницу, вернув её в сон без сновидений и печалей. Возможно, последний такой сон в этой жизни. — Пока не время, — добавил трикстер, без радости рассматривая посиневшую до локтя руку, медленно возвращающуюся в приличный вид. Когда от синевы не осталось и следа, Локи пролистал память, похищенной у умирающей правительницы, сжал взятую силой руку и вышел прочь из зала, на ходу разминая непривычные громадные крылья, поражающие белизной в этом кошмаре, насквозь пропитанном кровью ангелов.

Впрочем, к возвращению Сатаны от наваждения не осталось и следа. Склонив голову на скрещенные руки, Локи — а не кто-то иной — сидел на ступенях рядом со спящей Энджелой и ждал вестей.

* gramr с древнеисландского — «враждебный», «сердитый».

Отредактировано Loki (2015-12-22 00:13:41)