[audio]http://pleer.com/tracks/10424434FNMX[/audio]

— Когда я увидел тебя в Церебро, — в воздухе смердит осенней сыростью, и прозрачные паутинки оплетают запястья ажурными браслетами, — то был ослеплен. Когда-то у меня была подобная ученица; яркая, как сверхнова.
Инвалидная коляска разбрасывает листья по сторонам, а чёрный выпученный глаз птицы острием вонзается в сердце. Лорне Дэйн, семнадцатилетней девчушке, Чарльз Ксавье совсем не кажется беспомощным старикашкой.
— И где она теперь? — кислотно-розовая жвачка надувается пузырём и снова лопается; под звук выхлопа каркает ворон и скрывается в мутном акварельном небе. Лорна думает, что из-за двух расщепленных тополей сейчас должна выбежать Уэнсдей Аддамс с двумя оттопыренными косичками.
Вместо этого на фоне все того же мутного неба вырисовывается готический особняк со шпилями, башенками и узорчатыми арками. Дворец знаний, гранит науки и лозунг на латыни.
— Охренеть.
Чарльз аккуратно склоняет голову.
— Она — моя правая рука, её зовут Джин Грей. Добро пожаловать в Институт, Лорна.

Коридоры оказываются серыми, грязными и с пыльной шпаклёвкой. От этой шпаклёвки зеленоволосой девчушке хочется спрятаться, но не выходит — пылинки оседают на спутанных волосах, забиваются под ногти, превращают лёгкие в камень и продолжают плести кокон склепа.
В основном, целыми днями Лорна болтает ногами на подоконнике, подпевая Led Zeppelin; на дворе 1968-ой год и она не имеет ни малейшего понятия, что ей делать и куда идти дальше.
Когда мистер и миссис Дэйн становятся ещё одной строкой в отчётном журнале об автомобильных катастрофах, выясняется, что биологические родители у Лорны совсем другие, и родственников нет. Её пытаются отвести в детский дом, а потом — потом приходит Чарльз и забирает её.
«Ты особенная», — с мягкой отеческой улыбкой сообщает он угрюмому клубку злости, «и твоей вины в произошедшем нет».
Лорна знает, что Чарльз врёт, но ей нравится утешать себя этим сладким «ты не виновата».

Учеников у Чарльза немного.
В какой-то момент Лорна начинает замечать нелюдимость и враждебность окружающих; передергивает плечами и прячется в библиотеке. Здесь ей нравится больше всего — громадные фолианты в кожаных переплётах на непонятных мёртвых языках, опасно-бордовые языки пламени в камине и охотничьи трофеи на голых стенах из гранита.
Однажды вечером, выскальзывая за дубовые двери, она прижимает к груди шелковую обложку «Франкенштейна» Мэри Шелли и пытается пробраться в комнату незамеченной. На третьем пролете второго этажа Лорна замечает непонятную полоску дрожащего лимонного света и хмурится. Напольные часы отбивают полвторого ночи, кто может не спать в такое время?
Она скользит шерстяными носками по половицам и, как вкопанная, замирает у двери в комнату Уоррена Уоррингтона Третьего, мажорно-снобического Сойера, как она жалуется Джин. Уоррен восседает на кровати и возится со странными металлическими предметами; спина у него голая. А на спине — разрезы и шрамы, вздуто-алые и затянувшиеся розовые. Крылья Уоррена, те крылья, которыми все восхищаются, белоснежно-кипельные ангельские крылья, покрыты запекшейся кровью у основания; рядом с лопатками торчат осколки металлической конструкции. Крылья вздрагивают и металл скрипит. Лорна вскрикивает.
Уоррен оборачивается моментально, волком глядит на нарушительницу покоя, а затем — захлопывает дверь.
Больше Лорна на второй этаж не заходит.

Чарльз ведёт уроки по-странному. Обыкновенно он просто зачитывает отрывки из классических философских трудов, отмечает закладками интересные места и никогда не кричит. В компании Скотта Саммерса и Курта Вагнера Лорна методично записывает цитаты и высказывания, сочиняет эссе на тему абсолютной толерантности и продолжает вынимать кассеты с сонатами Баха, подарки Бобби Дрейка, заменяя их родным Зеппелинами.
Она начинает вести дневник и лучше приглядываться к ученикам.
В какой-то момент Лорна понимает, что Джин, читая мысли, хватается за виски; они неестественно смяты и темнее остальных участков кожи. У Скотта очки — как у обыкновенных слепых, а каждый раз, перед использованием способностей, он отворачивается. Однажды Лорна стоит чересчур близко — и заглядывает в лицо Саммерсу-младшему. Глазные яблоки у него выдавлены и заменены на непонятные комки белесого вещества.
У Алекса в груди — пластина. Настоящая. Он сам показывает; Алекс слишком добрый и хороший, слишком заботится о ней, а Лорна нагло использует пресловутое «женское обаяние» и заставляет оголить торс. Напичканный кругами, проводками и лампочками, Алекс походит на настоящего робота.
Готическая постройка уже не кажется ей надёжной и уютной; каждый раз, оказываясь напротив кованных ворот с херувимами, Лорна силится сбежать; каждый раз что-то её останавливает и поворачивает назад.
Только в кровати, ворочаясь и вскрикивая от кошмаров, она понимает: Чарльз знает. Чарльз следит за ней.
А потом наступает утро.

Однажды утро не наступает, и Лорна пытается различить очертания комнаты в кромешной тьме.
«Что происходит?» — хочется закричать ей, но выходит лишь нечленораздельное «Ммфот?». Кляп — понимает она.
Сильные руки подхватывают тщедушное тельце и сносят вниз; она подпрыгивает на ухабах-ступеньках и мотает головой, силясь сбросить повязку.
— Не надо, — ухо ей обжигает горячий шёпот Алекса, — не надо. С тобой всё будет хорошо. Я обещаю.
Лорна ему не верит и продолжает извиваться, пока, в конце концов, её не перекидывают через плечо.
— Где я?! Что вы собираетесь со мной делать? — испуганно кричит зеленовласка, оглядывая подвал. Камни, изъеденные плесенью, горными уступами собираются в лесенки, керосиновые лампы отбрасывают танцующих светлячков на деревянные своды полов, а койка дантиста, к которой её привязывают ремнями, совсем не кажется безобидной.
— Лорна, — из тьмы, шурша колёсами, всплывает Чарльз, — вспомни наши уроки. Вы — особенные. Мы — особенные.
За спиной у него виднеются мужские и женские силуэты; она различает Ороро, Джин, Бобби и Алекса.
— У нас есть Божий дар. Суть в том, моя дорогая Лорна, что многие этот дар хотят у нас отнять. Поэтому, — Чарльз выдерживает паузу, — я помогаю вам, моим птенчикам. Когда я понимаю, что вы готовы — я дарю вам неуязвимость. Я усиливаю ваши способности. Та авария, в которой погибли твои родители — не случайна. Ты сама — не случайна. Твой дар к управлению магнетизма — подарок небес. Но мы, Лорна, вместе мы можем победить природу. И даже Бога. Сделать твой дар лучше.
Лорна испуганно мотает головой.
— Я не хочу!
Чарльз, кажется, совсем не слушает её.
— Ты готова, — и сморщенная рука подхватывает скальпель со стерильного стола.
— Нет! — Лорна кричит, брыкается, вспыхивает ярко-зелёным пламенем — и движется к одной цели.
Разнести всё, взорвать каждый атом в этом адском подвале.
Сбежать.
Потом наступает тьма и она ничего не помнит.

Когда в мутное акварельное небо устремляются два ворона, и какофония резких звуков разносится над лесом, никакого Института на рыхлой земле не оказывается. Ни шпилей, ни башенок, ни окон на два этажа.
Лорна так и продолжает стоять в одной крепдешиновой ночнушке, ежась от холода и утопая босыми ногами в мокрых листьях.
Среди пламенеющих изумрудных волос болтаются тоненькие, едва различимые железные ниточки.