В последнее время Бальдр всё больше предпочитал гордое одиночество задушевной компании своих лихих сородичей. Всё больше времени он находился в прекрасных чертогах Брейдаблик, где беспрестанно царили мир и гармония. В раздумьях он проводил большую часть своего времени, лишь изредка покидая своды родного дома, чтобы поделиться измышлениями с мудрейшими из обитателей прекрасного Асгарда. Ежели кто-то из братьев или друзей настойчиво требовал его присутствия на очередном торжестве, он мягко и осторожно, окутывая их пеленой из приятных слов, пронизывающих самое сердце, отказывался, ссылаясь на то, что выполняет какое-то поручение Одина, касающееся благополучия всея земли Асов.
Разве что иногда чтил Храбрейший своим присутствием военные залы, дабы проверить мастерство особенно отличившихся молодых воинов. Посредством весьма впечатляющих и эффектных показательных боев, которые без исключения заканчивались победой Бальдра, он преподавал бесценные уроки битвы. Покидая же тренировочные поля, он надолго оставлял могучих и кажущихся непобедимыми бойцов с разинутыми ртами.
Бога Света никак не покидала тревога. Чувство безопасности и вседозволенности, характерное для всех жителей Асгарда, безвозвратно покинуло Светлейшего. Беззаботные пиршества казались ему жуткими, когда он смотрел на них в ожидании того, что обязательно произойдет нечто плохое. Лишь общество его прекрасных служанок в цветущих садах Брейдаблика кое-как да успокаивало душу Красивейшего.
И Бальдр никак не решался сообщить о своих опасениях, думая, что они были лишь следствием его тяжелой судьбы, и то призраки прошлого преследовали его, не желая отпустить с миром. В глубине его души будто что-то потемнело, и он не мог отличить тихий зов Иггдрасиля от личных переживаний, тогда как раньше он ясно внимал шепоту Древа, слышимому в завываниях ветра и шуршании листвы.
Но Иггдрасиль, хранящий в себе величайшую мудрость, неведомую даже Водану, обратился к Светлейшему во сне. Он позволил Бальдру пронестись средь ветвей и корней, переплетавших миры, он заставил угнетенного бога прозреть и вознестись к самой вершине кроны Великого Древа. Обратившись птицей, дух Светлейшего пел песню, что являла собой оду всему живому, и песнь сия эхом звучала во всех Девяти мирах, резонируя со струнами души всего живого, напоминая о том, что покровитель света ни о ком не забыл.
Но с вершины Бальдр увидел истинную причину его тревог. Корни Древа, что уходили вглубь Царства Хель, были охвачены болезнью. Неизвестная порча пульсировала в их жилах. Почерневший в них сок, хранящий в себе суть мироздания, густел и застывал тромбами, и Царство Мертвых постепенно отрезалось от всех других миров. И даже сплетница Рататоскр не желала являться туда, чтобы поточить свои зубы.
Пробудившись, Бальдр тут же поспешил доложить о своих видениях Одину. Последствия сей ужасной порчи могли отзываться во всех Девяти мирах, и пока неизвестная мистическая хворь охватывает Древо, не будет покоя мертвым, а те, в свою очередь, не дождавшись обещанного отдыха после всех своих испытаний при жизни, могли впасть в ярость и начать мстить. С мощью их гнева мало что могло сравниться, и даже самые умелые берсерки могли лишь мечтать о силе такого неистовства.
Водан тотчас же собрал совет, где огласке предал всё то, о чем ему поведал Светлейший.
Ожидая после сего собрания вернуться к своим душевным поискам, вдохновленными Великим Древом, Бальдр был несколько удивлен, когда Один приказал им с Тором отправиться в Мидгард и разобраться с последствиями порчи, а также во что бы то ни стало найти причину произошедшего. И если в его голове промелькнул наикрошечнейший росток желания воспротивиться приказу, то в челе Донара он за мгновение вырос в огромный баобаб, который бы разорвал Громовержца изнутри, если бы тот не высказался. Так обычно и бывало. Во многом желания и мысли братьев совпадали еще с детства, но каким-то образом в Торе они приобретали абсолютно гипертрофированную форму, захватывая его полностью.
Поэтому именно Тор всегда получал по голове, как и сейчас, а Бальдру только и оставалось, что учиться на ошибках своего драгоценного родственника.
Несмотря на все потуги Тора, братьям пришлось отправиться в путь. В дороге Светлейший понял, насколько мудрым решением было отправить именно их. Храбрейшему было очень полезно прекратить затворничество и подтвердить свой не без труда добытый статус. Для Донара же тоже не было лишним провести время в обществе брата вне светских мероприятий или за кружкой горячительного, чему-нибудь у него поучившись.
Облачился Бальдр в облегченный вариант своих парадных доспехов, ибо в своей настоящей боевой броне он напоминал огромный бронированный дредноут на двух ногах, способный если не порубить, то раздавить всё на своем пути. И лишь мастерски выполненные золотые узоры могли указать на то, кто находится под толстым слоем массивных металлических пластин. В более легком облачении практически всё выдавало Светлейшего: нагрудник, сверкающим фиолетовым светом, был украшен прекрасным золоченым орнаментом, изображавшим Великое Древо, ветви и корни которого продолжались на других элементах брони, и даже были различимы на переливающейся радужными бликами тонкой кольчуге, из-под которой выглядывала шелковая фиолетовая рубаха. Для путешествия налегке Храбрейший решил не обременять свою голову шлемом, а в руки щитом, прихватив только дорогой сердцу меч Свадрен.
Что же сказать, Тор был мастером эффектных появлений. Вспышка, сопроводившая телепортацию братьев в Мидгард, впечатлила даже покровителя света. Еще больше удивлен он был, едва они достигли пункта назначения. Ожидав появиться на пустыре средь елей и оказавшись посреди шумной городской площади, Бальдр усомнился в том, что Громовержец не принял на душу еще до их путешествия. Его тут же охватило чувством глубокого стыда за то, что молнии, сопровождающие почти все подобные действия Донара, перемолотили добрую часть дороги, на которой они сейчас стояли, а ведь люди наверняка приложили немало усилий, дабы ее выложить.
Либо разделяя чувства Светлейшего, либо по какой-то другой причине, Тор быстро и решительно ретировался, оставляя Бальдра наедине с толпой людей, воодушевленных появлением асов и жаждущих их внимания.
- Приветствую я вас, воистину прекрасные Мидагрда жители. Солнце для вас светит ежедневно, звезды блеском своим радуют вас холодными ночами вместе со скромным месяцем, чтобы вы не забывали никогда, что не одни вы на этом свете. Зимою снег накрывает теплым одеялом землю, дабы для вас ту сохранить. От бурь страшных охраняют вас горы, своим величием вас вдохновляя. Для вас ветер шумит листвой деревьев, птицы ему подпевают, дабы вы были слушатели их чудесных песнопений. И к ним я присоединюсь. Бремя скальдов в сей момент я разделю, чтобы почтить вас одой вам же, дабы помнили вы всегда, что боги любят вас!

И люди услышали, как казавшийся хаотичным шум природы сложился в прекрасную мелодию. Ветер больше не свистел средь улиц, где вздумается, а сложил свой вой в единый звук, задавая тональность мистическому оркестру. Слетелись птицы, начав выдавать ноты одна за другой, им в такт завыли собаки, удивляя своих хозяев. То всё Иггдрасиль благоволил Светлейшему, вернув эхо песни, что тот пел средь ветвей Великого Древа. Уличные музыканты, вдохновленные сим невиданным зрелищем, подхватили мелодию.
Когда Бальдр пел, солнце устремило в него свои лучи как прожектор, а затем этот прекрасный свет распространился и на весь город, и люди, ошеломленные великой вдохновительной силой, что пронизывала их с головы до пят, стояли, не желая шелохнуться.
Когда Храбрейший закончил, весь город разразился аплодисментами, затем люди в мгновение ока осыпали его просьбами и вопросами, которые он не мог оставить без внимания. Так один фермер пожаловался на то, что земля не желает делиться с ним своими дарами, а в их краях ведь чрезвычайно тяжело отыскать место с хорошей почвой. Бальдр, в сопровождении толпы людей, вышел за пределы города в поисках голой земли, и, дойдя до нужного места, встал на одно колено и приложил к ней ладонь. Заволновавшийся фермер тут же стал восклицать, что бог его не понял, и место его хозяйства находится не здесь, но Светлейший тут же успокоил бедного человека, сказав, что земля по своей природе едина, и воля Бальдра, что безмолвно прозвучала здесь, исполнится там, где нужно, и растения дадут побеги, дабы радоваться свету Солнца.
Затем Красивейший обратил внимание на парня и девушку, что держались за руки, восхищаясь увиденными чудесами. Не сводя с них глаз, бог добродушно улыбнулся и подошел к паре, чувствуя волшебное сверкание жизни, которое дает лишь ее свежий побег.
- Кажется, вам троим очень повезло застать появление богов здесь, в Мидгарде
- Что? Простите, прекрасный Бальдр, но нас же только двое
- А… Так вы еще не знаете, да?
- Вы хотите сказать, что…
- Именно, и, кажется, он будет таким же красивым как Вы, и таким же бесшабашным как Вы – Бальдр указал сначала на деву, а после на юношу - Но я обещаю вам, что солнце всегда будет освещать вашему чаду путь, и если он не будет сходить с него, дорога жизни приведет его к вершинам!
После этого Бог Света повел всю процессию обратно в город, делясь попутно с каждым обратившимся своей мудростью. По пути он то и дело занимался окружающим благоустройством, исцеляя больную растительность в парках и скверах и давая жизнь новой. Даже увидев, что защитники городского порядка желают наказать того, кто колесницу свою оставил в неположенном месте, бог поднял транспорт вместе с водителем и поставил его там, где следует, как будто ничего и не было. Так он хотел дать людям урок прощения и того, что каждый заслуживает второго шанса.
Ушло немало времени на то, чтобы угодить всем, кто желал внимания бога, однако когда Бальдр в меру своих возможностей почтил каждого, кто его о том просил, шумиха вокруг Светлейшего поутихла, и он, наконец, смог отправиться на поиски брата. Тор, по всей видимости, несколько приноровился к жизни средь людей, ибо поначалу никто не мог толком сказать Бальдру, где может находиться Донар. Однако вскоре он услышал от одного здоровенного по человеческим меркам пьянчуги, что еле стоял на ногах, будто бы его, самого Бездонного Вилли, кто-то смог перепить в «Доме Тинга». У Храбрейшего не было никаких сомнений, кто бы это мог быть, и он тут же отправился к таверне, о которой говорил бедняга Вилли.
И он не прогадал: в «Доме Тинга» вовсю царило настоящее веселье, в центре которого находился Тор. Его легко было узнать даже в мидгардских одеждах, что определенно были ему маловаты. Хотя Бальдр и был несколько возмущен, к подобным вещам он относился с пониманием, особенно если дело касалось Тора. Несмотря на всю свою бесшабашность и даже благодаря ей Донар находился в гармонии со своей внутренней природой, и потому природа окружающая благоволила ему, а сие не могло не радовать сердце Бальдра.
Но всё же Светлейший тут же вспомнил наказ Одина, и, в спешке ворвавшись в трактир, быстрыми шагами преодолел расстояние между ним и братом, желая выхватить большую, вероятно, самую большую, что здесь была, кружку эля у Тора. Однако едва Бальдр подошел к Громовержцу, его взгляд моментально привлекли крайней милые девы, что обаятельно хихикали, глядя как Донар, испивая из кружки, что держал в одной руке, другой сдерживал все потуги местного силача победить его в армрестлинге. Узрев Красивейшего, они, застеснявшись, покраснели, от этого став еще более милыми. Слова Водана стали звучать в голове Светлейшего всё тише и тише, и в итоге все приказы Всеотца унеслись куда-то в самые глубины сознания Бога Света, когда он начал свои ухаживания за прелестными девами.
В итоге Бальдр присоединился к празднику. И если Тора окружала куча пустых кружек и толпа мужиков, желавших посостязаться с ним, то Бальдр наслаждался обществом целой армии местных красавиц. Так или иначе, Иггдрасиль – очень древнее дерево, немножко может и подождать.

Для Шерон это задание стало вторым, а может быть и последним шансом, который позволил бы ей снова работать в ЩИТе. И проблема была даже не в том, что ее здесь не хотели снова принимать, а в собственном нежелании и сомнениях в том, стоит ли вновь связываться с этой организацией. Шэрон большую часть своей жизни мечтала об этой работе и много лет потратила на службу, прежде чем ее мечта превратилась в кошмар, после которого сложно воспринимать ЩИТ так же как прежде.
Она всегда думала, что будет служить на благо страны, бить морды плохим ребятам, а на деле оказалось так, что Картер плясала под дудочки тех самых парней, и это бесило больше всего. Гидра, скрывающаяся под маской, творила такие дела, которые Шэрон никогда бы не стала делать, хотя и она совершенно точно не была ангелом и не могла похвастаться чистой совестью.
Возвращаться куда-то всегда весело, как будто ты вновь оказываешься в группе анонимных алкоголиков, где все тебя понимают и знают все косяки, старые истории и то как стоит себя вести с приятелем, который снова попал на крючок. Завсегдатаи поддержат, выслушают и стукнутся жетонами, которые им дали за воздержание, так как этим зависимым и на метр нельзя приближаться к бутылке.
Не так уж много людей играют в шпионов после того как наряжаться Ненси Дрю или притворяться Джеймсом Бондом становится стыдно, поэтому агент 13 знала многих из присутствующих в кабинете Коулсона, даже родная страна и гражданство не становятся препятствием. Наверняка еще древние греки считали, что мир тесен, а уж они-то не были дураками. Наверное.
С Коулсоном Картер виделась не так давно и новое задание не станет первым, после ее возвращения, потому что кое-что Шэрон уже провернула по приказу босса, но тогда она работала в одиночку, а теперь придется влиться в команду.
Агент 13 вошла в кабинет, когда там уже находился Коулсон и Дейзи Джонс, с которой она не была знакома лично, но в их мире это ничего не значило, здесь правили досье и множество секретных бумажек из которых можно было почерпнуть массу знаний, иногда не очень полезных.
Она вошла, поздоровалась с Филом, кивнула Дейзи и села. Прошла минута и Шэрон почти успела спросить, кого же они ждут, когда дверь открылась и в комнату попытался просочиться ее старый знакомый. Первую встречу с которым, она до сих пор помнит во всех подробностях, когда-то Хантер был ее жертвой и заданием, и он до сих пор не может простить этого Шэрон, каждый раз, при встрече, изображая маленького обиженного мальчика, который был оскорблен тем, что его не посвятили во все планы мироздания, или тем, что он нихрена из этого не понял, так как в тот момент перепил содовой.
Картер с интересом выслушала бредовые объяснения Ланса и со злорадством смотрела как он ретировался из под ее насмешливого взгляда, и уселся на стул подальше, прячась за спиной другой девушки.
- Очень мужественно - подумала Шэрон, и на какое-то время, забыв о существовании Хантера и его поведения в стиле "ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу."
Картер внимательно слушала Коулсона, который сообщал им детали задания и собственно, озвучил проблему, ради которой пригласил их в свой кабинет. Как бы агент 13 не верила в общительность босса, не приходилось рассчитывать на то, что в его офисе ты очутишься только для того, чтобы славно поболтать, обсудить неделю моды в Париже, или о чем там говорят нормальные люди?
В конце встречи Хантер вдруг решил подать голос из своего надежного укрытия, чем не очень удивил, Шэрон всегда знала, что он без царя в голове и не может быть серьезен там, где это просто необходимо.
- А ты что боишься меня? - она отклонилась на стуле и посмотрела на Ланса.
- БУ - вдруг резко сказала Шэрон изображая лучшее в мире привидение без мотора. Дикое! Но симпатишное…

В Исландии девушка была не впервые, но причина, по которой они оказались здесь, была из ряда вон. Асгардцы, зомби. Такое случается не каждый год, и даже не каждое столетие, а уж на недолгом веку человека все происходящее было одноразовым представлением, с бешено дорогими билетами, которые доставались только избранным.
Их команде сообщили, что боги напиваются в одном из баров города и Шэрон определенно разочаровалась в этих ребятах. Пролететь через огромные пространства, чтобы оказаться на Земле и первым делом пойти напиться. Даже асгардцы были всего лишь мужиками, ну ладно, слегка божественными мужиками. А вот их занятие от этого божественным не становилось.
Их небольшая группа ввалилась в бар и сразу же заметила две крупные фигуры, которые стали героями дня в этом заведении, где последним знаменательным событием стала стычка двух старичков. Никогда не признавайтесь другу, что когда-то переспали с его сестрой, тот даже будучи вооруженным одним челюстным протезом, попытается отгрызть вам ухо.
Шерон не стала слушать Хантера, потому что у того язык был как помело и слушать можно было бы до завтрашнего вечера, она направилась к столу богов, растолкала толпу и встала перед ними.
- Тор? - то ли спрашивая, то ли укоряя, сказала агент Картер.

Часы «Таймекс», несерийная модель 1944 года выпуска, предназначенная для солдат американской армии, говорили «тик-так». С некоторых пор, а именно — с той самой приснопамятной миссии, которая едва не стоила жизни агенту Скай, то есть Дейзи Джонсон, но все-таки увенчалась успехом, на всякую операцию с повышенным содержанием сверхъестественного, оккультного и инопланетного, вопреки собственному же обещанию, Директор Коулсон почему-то брал исключительно их. Часы «Таймекс», несерийная модель 1944 года выпуска,  успокаивали. Успокаивало размеренное «тик-так».
Впрочем, не совсем.
— Bloody hell, — характеризовал происходящее в трактире агент Хантер.
Директор Коулсон поправил шапочку, теплую, вязанную. И улыбнулся в ответ.
— Гораздо хуже, Лэнс, — улыбался Директор. Всю дорогу до Исландии Фил не сводил с Хантера глаз. — Вынужден признать, в оценке степеней риска ты, Лэнс, не эксперт. Я должен был сказать еще в самолете, но опасался, как бы ты не сиганул за борт... Я к чему, агент Хантер, там, в кабинете, я слышал хруст. Вернее треск. А так трещать может только коллекционная модель Грейхаунда*. Это не все, Лэнс, — зловеще улыбался Фил, — так уж случилось, эту модель мне подписал сам Алан Алда, если ты не в курсе — звезда весьма популярного, даже культового шоу «Чертова служба в госпитале М.Э.Ш.». Ну так вот, пока профессиональный долг требует от меня приложить все усилия к предотвращению катаклизма, даже по самым скромным подсчетам, превосходящего рамки глобального, будь любезен — скройся с глаз.
— Шеф?
— Нет, это не конец. Обрати внимание, какая разношерстная подобралась публика. И очень внимательная, — перестал улыбаться Фил. — Как думаешь, предотвращению катаклизма, даже по самым скромным подсчетам, превосходящего рамки глобального, нужны  свидетели? Правильный ответ, подсказываю: нет. Господа! — повысил голос Директор так, чтобы его услышали абсолютно все. — Этот парень угощает за свой счет! Бесплатная выпивка!
– Шеф!
— Что? — улыбался Директор. — Поверь, Лэнс, я еще добр.
Агент Картер издала нечто, весьма похожее на смех. Фил улыбался:
— А поскольку агент Хантер портит совершенно все, к чему прикасается, ему наверняка потребуется дружеская поддержка. И ассистент. Да, агент Картер, я говорю о вас. Займитесь публикой. Дейзи, не спеши. Говорить буду я.
По всей видимости, замечание Коулсона Дейзи не обрадовало. Ничего не поделаешь, она была не только агентом, ко всему прочему агент Джонсон была девушкой, а девушки почему-то предпочитали видеть в асгардийцах не столько представителей иноземных культур, сколько богов.
— Мистер Тор? Мистер Тор! Минуту внимания, пожалуйста, – вновь повысил голос Фил, продираясь сквозь толпу. – Как понимаете, есть разговор.
Часы «Таймекс» 1944 года выпуска сообщили «тик-так».
— Ах да, будьте знакомы  — это агент Ска... Дейзи Джонсон.
_______________
Грейхаунд, он же М8  — американский броневик времен Второй мировой, а также Корейской войны.

По способу выражения симпатии асгардийцы делились на три типа: первые, будучи воплощением внеземных чести и гордости, предпочитали легкий, снисходительный кивок; вторые — те, кто не забывал о собственном «божественном» происхождении даже во время походов в туалет, — перво-наперво давали понять о невозможности продолжения дискуссии, пока собеседник не падет ниц или, на худой конец, не согнет колен; а еще существовали третьи, такие, как мистер Тор, пожалуй, самые из всех опасные, поскольку единственным законным способом выражения открытости к диалогу полагали объятия до того крепкие, что собеседник долго еще мучился переломанными ребрами и смещением позвонков.
От приветствия мистера Тора перехватило дыхание. Не выдержав божественного дружелюбия, плечевые кости, казалось, навсегда переселились в район гланд.
Происходящее Директор Коулсон вынес стоически и, как бы велико ни было желание, в обморок все-таки не упал.
— Да, немного свежего воздуха нам не повредит, — кивнул Директор, полностью одобряя решение мистера Тора в кратчайшие сроки покинуть кабак, благодаря чему незамедлительно обрел репутацией самого ненавистного человека в Исландии, особенно в глазах прекрасных дам, явно настроенных развить в нечто большее внезапный увеселительно-дипломатический межвидовой контакт. Всю дорогу до выхода агент Коулсон ловил на себе один-единственный, общий на всех посетителей мрачный и осуждающий взгляд.

Откровенно говоря, тщательно подготовиться к сегодняшней миссии Директор Коулсон не успел. С одной стороны, это было глупо, опрометчиво, почти непростительно; с другой, имея дело с богами, единственное, к чему следует готовиться скрупулезно и со всей ответственностью — к собственным похоронам.
На свежем воздухе оказалось ветрено. Директор Коулсон поежился и осторожно опустился на импровизированный табурет.
— Я тоже рад вас видеть в добром здравии, мистер Тор, — улыбался Коулсон. — И вы безоговорочно правы. Я прибыл сюда не ради выпивки, как, надо думать, и вы. Осмелюсь предположить, цели прибытия у нас с вами общие. Итак, мистер Тор, объясните, пожалуйста, зачем вы здесь. А потом с не меньшей честностью ответим мы с агентом Джонсон.
Коулсон умолк. Должно быть, мистер Тор не догадывался, однако каждый визит асгардийцев на Землю представлял собой ничто иное, как миниатюрный, но от того не менее разрушительный Рагнарёк.