[AVA]http://savepic.su/6545957.png[/AVA]Ему кажется, что он бежит. Бесконечно. Не зная, куда, не зная, зачем, он несётся вперёд, к прямой, как стрела, линии горизонта. Закатное солнце окрашивает всё вокруг в алые тона. Алым кажется даже воздух, наполняющий лёгкие. Острый щебень врезается в голые ступни, ветер хлещет по лицу.
Виктор не спит, но и не совсем в сознании.
Или правильнее сказать — не во всех своих сознаниях одновременно.
Мозг Саблезубого смотрит на мир фасеточными глазами насекомого. В каждой ячейке отражается что-нибудь одно — крохотная частица времени и пространства. Грани, соприкасаясь, не всегда совпадают друг с другом, и происходящее складывается в причудливые картины, переплетая прошлое с настоящим, реальное — с вымышленным.
Виктор видит и слышит окружающее словно бы со стороны — безмолвным наблюдателем.
Голые дёсны влажно лоснятся в ослепляюще ярком свете ламп. Клыки прорастают сквозь нежную розоватую мякоть будто пальцы мертвецов, разрывающие кладбищенскую землю.
Саблезубый пытается схлопнуть широко раскрытую пасть и безмерно удивляется, когда это у него не выходит. От его усилий стальные распорки лишь глубже впиваются в обнажённую плоть, но Крид этого уже не чувствует. Осколки зубов и раздробленной кости падают в горло, вызывая приступы глухого лающего кашля.
Крид ощущает свои разворошенные внутренности, сплетённые скользкими лианами в распахнутом чреве.
Его мутит. Стены и потолок — как листы раскрытой книги.
Кто-то помогает ему встать. Тело сотрясают злые, короткие удары; но Виктор на них не реагирует.
Голова Саблезубого покоится на груди. По лицу струится солёный пот.
Один из людей Грейдона подходит к нему, чтобы накинуть на плечи мутанта его рубашку. Узкие щели жёлтых глаз распахиваются, впитывая в себя темноту за пределами освещённого участка комнаты. Окровавленные челюсти смыкаются на чужой кисти. Человек оглушительно кричит. Виктор вырывает ему руку из плеча. Кровь брызгает на лицо Саблезубого, застывая багряной крапью.
Крид разворачивается в сторону сына. Один бросок отделяет его от возможности вцепиться в чужое горло, разорвать трахею и растоптать лицо. В этот миг в спину ему летит очередной разряд электричества. Боль прошивает каждый позвонок, и мышцы мгновенно каменеют, охваченные параличом.
Саблезубый упрямо продолжает стоять ещё несколько секунд, пошатываясь из стороны в сторону, словно ствол дерева, терзаемого порывами яростного урагана. Потом тяжело, по-звериному выдыхает и падет на пол, как подкошенный.
***
В следующий раз он приходит в себя, когда его выталкивают из фургона и ведут в сторону подземки. Любезно предоставленный эскорт из четырёх сторожей, вооружённых знакомыми электрическими пушками, сопровождает его, пока они спускаются вниз, на оживлённую станцию метро.
Рассудок обретает ясность с невероятной быстротой.
Убийца ни на секунду не сомневается, что Грейдон не упустит шанса лично узреть свой триумф. Подключиться к системе общественного слежения — раз плюнуть. Виктор сам проделывал это не раз.
Привалившись к стене, Саблезубый прикладывает ладонь ко рту. Он не притворяется: его действительно тянет блевать. Чугунная тяжесть в животе от присутствия инородного предмета заставляет Виктора морщиться при каждом движении.
Жестом руки Крид привлекает внимание своих палачей.
— У меня последнее желание, — острый разрез рта изгибается в судорожной усмешке, когда кто-то из них подходит ближе, — дайте сбегать до толчка. А потом я вернусь и порадую вас кровавым фейерверком. Честное слово.
— Размечтался, — огрызается один из церберов. — Может, тебе ещё прощальную фотосессию подарить?
— Если меня вывернет прямо здесь, — янтарные глаза убийцы застывают напротив человеческого лица, — это привлечёт внимание. Ваши рожи запомнят. Меня, конечно, разорвёт от радости; но маленький спектакль напоследок я устроить успею, поверь мне.
Люди Грейдона переглядываются между собой. Рисковать им не хочется. Они не подозревают о том, что их кукловод уже подписал им смертный приговор, отведя роль пушечного мяса в последнем акте разыгрывающейся пьесы.
— Хуй с ним. Пусть идёт, — в конце концов бросает всё тот же цербер. Кивает стоящему рядом товарищу: — Проследи.
В рёбра тычется холодное дуло, прикрытое тканью одежды. Держась подле стены, убийца добирается до двери туалета. На его счастье, выложенная кафелем комната оказывается пуста. Когда оба заходят внутрь, сопроводитель Виктора запирает дверь, прежде повесив на ручку снаружи оставленную уборщиком табличку.
«Технический перерыв: двадцать минут» — гласит табличка.
Саблезубый выглядит обессиленным. По лицу и телу его то и дело пробегает спазматическая дрожь; одному дьяволу известно, чего Криду стоит побороть предательскую, непривычную слабость в мышцах, стремительно уйти в сторону и рефлекторным движением выбить направленное на него оружие из чужой руки, сомкнув на ней свои пальцы.
Парень слабо вскрикивает от боли в сломанном запястье.
Снова выпад. Распоротое горло извергается кровью.
Отпихнув от себя мертвеца, Виктор опускается на четвереньки. Почти ползком он добирается до одной из кабинок и склоняется над унитазом. Тут его начинает рвать — мучительно, одним желудочным соком и слюной.
Переведя дух, убийца напряжённо размышляет. Лицо его кривится. В мыслях царит хаос. Пока не остаётся только одна — самая безумная.
Останавливает не необходимость причинить самому себе новую муку. Осторожность — стоит повредить стену металлической капсулы, зацепить один из механизмов — и бомба может рвануть. Секунды тянутся вечность, падая в колодец тишины.
Время. Нам дают время.
Сняв пальто и рубашку, Крид садится на кафельный пол кабинки. Он отрывает от рукава рубашки лоскут, комкает его в ладони и заталкивает себе в рот.
Его снова тошнит от омерзения. На губах кислый привкус. Когти разрывают кожу, оставляя неровный, длинный надрез. От рёбер до паховой кости виден срез жёлтого жира и слои разодранных мышц. Виктор выгибается на грязном полу. Ткань глушит крик. Из глаз брызгают горячие слёзы. Прикосновения когтей не похожи на прикосновения стали. Грубая, твёрдая их поверхность рассекает плоть, словно легчайшее кружево; но теперь боль не холодная и острая, а тягучая и тупая. Криду хочется неистово извиваться от этой боли, как дождевому червю, но он только упирается затылком в обшарпанную стену кабинки, опасаясь пошевелиться лишний раз. Грудь вздымается и опадает, перекачивая кислород. В нос бьёт вонь дерьма и скотобойни.
Неосторожным движением Саблезубый распарывает артерию. Рукам мокро и горячо. В глазах темнеет на доли секунд. Стены брюшной полости распахиваются подобно створкам раковины моллюска. Органы лежат в соцветиях кишок, похожие на переваренные тушки крыс.
Он не смотрит.
Засовывает руку внутрь, погружаясь вглубь раны. Пальцами нащупывает гладкую поверхность капсулы. Металл горячий и скользкий на ощупь. Виктор пытается ухватить его всей ладонью; но это удаётся ему лишь с третьей попытки.
Когда, наконец, бомба оказывается извлечена на свет божий, убийца держит её в руке с такой осторожностью, будто это спящий младенец. Привстав, он с трудом выпрямляется. Колени едва гнутся. Тело мёртвого соглядатая мутант усаживает на толчок.
Кровь повсюду: на фаянсовом ободке унитаза, стенах, кафеле. Кажется, будто здесь потрошили телёнка.
Кровь стекает по промежности и ногам убийцы.
Ещё несколько мгновений уходит на то, чтобы смыть её с себя, насколько это возможно.
Когда Виктор поднимает глаза от раковины и направляет взгляд в заплёванное зеркало, оттуда на него смотрит его отец — полусгнивший труп со свёрнутой шеей. Глазницы его полны копошащихся личинок, кожа поедена разложением, и бесцветные пальцы беззвучно стучат по стеклу с другой стороны зеркальной поверхности.
Выйдя из туалета, Саблезубый натыкается на какого-то ниггера, вертящегося в ожидании у дверей. Бомба покоится у Крида на руках, завёрнутая в пальто.
— Йе, дружище! — скалится черномазый. — Какого дьявола так долго? Клянусь, ты пробыл там столько времени, что твоя задница должна была извергаться, как Ниагарский водопад! Сожрал что-нибудь не то?
Виктор глядит в его лицо с отчуждением и непониманием. Он ещё чувствует свои пальцы, ползающие между его же собственных кишок.
— Да. Да, точно, — наконец кивает он со странной улыбкой, приходя в себя.
— Жратва в тамошних забеголовках прескверная, — соглашается его новый знакомый.
— Мой тебе совет, — доверительно говорит Саблезубый, кладя ладонь на чужое плечо, — не заходи в третью кабинку.
— Полегче, мужик! Мама родила Рэджи свободным гражданином Соединённых-Мать-Их-Штатов, и Рэджи будет срать там, где ему вздумается.
— Как знаешь, приятель, — пожимает плечами убийца, направляясь прочь. Негр громко фыркает ему в спину и заходит в туалет. Спустя секунду раздается его громкий возглас:
— Господи Иисусе!...
Его словно направляет чья-то невидимая рука. Эхо чьих-то далёких мыслей. Краем глаза Крид видит стоящий возле платформы состав.
Бежать.
Люди Грейдона, заметив массивный силуэт наёмника, тут же бросаются наперерез.
Слишком поздно. Недостаточно быстро.
Двери захлопываются перед самым носом преследователей.
Внушительного вида детина — кажется, тот самый, что ранее наградил Виктора таким воодушевлённым плевком — связывается по переговорному устройству с лидером «Друзей».
— Мистер Крид? Что нам делать? — выдыхает верзила в микрофон; в ответ слышится лишь треск радиопомех. — Эй? Босс?...
Ему всегда было трудно затеряться в толпе. Но только не здесь. Не в переполненном до отказа метро. Со всех сторон к нему жмутся люди. Серые лица. Без глаз, без ртов. Кошмарные видения наплывают беззвучными волнами, с каждым разом всё глубже погружая сознание в бездну беспамятства. Виктор с трудом заставляет себя вернуться к реальности. Он всё ещё держит свёрток с бомбой.
Проехав одну станцию, наёмник покидает вагон вместе с шумным потоком пассажиров.
Бомба остаётся лежать на сидении, прикрытая накинутым сверху пальто. В утренней толкотне на чью-то случайную потерю никто не обращает внимания.
— Мам, посмотри! — хорошенькая девчушка лет семи с копной непослушных светлых волос тычет пальцем, показывая на чью-то фигуру за окном салона. — Там такой странный дядя. У него глаза светятся.
— Ох, Дейзи, не выдумывай, — молодая женщина с красивым, усталым лицом рассеянно дёргает дочь за руку, не поднимая глаз от экрана планшета, который она держит перед собой.
— Правда-правда!
Девочка прилипает носом к грязному стеклу. Улыбнувшись, она машет маленькой розовой ладошкой стоящему на платформе мужчине. Мужчина выглядит чем-то расстроенным, а мистер Ньюмэн, школьный учитель Дейзи, говорил ей, что никогда не бывает лишним подбодрить попавшего в беду человека, — даже если ты его совсем не знаешь.
Поэтому она продолжает махать необычному незнакомцу всё то время, что поезд стоит на станции.
Саблезубый замечает её жест. Улыбается и машет в ответ.
Состав трогается с места, гремя вагонами.
***
«...около семидесяти человек погибло и более сотни получили ранения в результате взрыва в метро Сан-Франциско. Взрыв произошёл около семи утра по местному времени в районе станции «Дэйли Сити». Поступают различные данные относительно причин взрыва. «Голос Америки» со ссылкой на неизвестный источник передаёт, что совершен теракт. По неподтверждённым пока данным к теракту имеет отношение организация, известная как «Друзья человечества». Напоминаем, это не единственный инцидент с участием «Друзей», приведший к человеческим жертвам за прошедшие сутки. Город охватила волна массового недовольства. Общественное мнение касательно деятельности членов «Друзей» разделилось: часть населения высказывается в поддержку антимутантских настроений организации, в то время как другая называет её действия угрозой мирной жизни и безопасности граждан Соединённых Штатов. Кто он, Грейдон Крид — настоящий друг человечества или всего лишь безумный фанатик? Об этом поговорим сегодня вечером в студии нашего ежедневного ток-шоу...»
Пульт летит через комнату и пробивает экран телевизора. По стеклу расползается сеть трещин. Пахнет гарью.
«Неизвестный источник» в лице Виктора Крида отрешённо стоит у окна на двадцатом этаже высотки в самом центре города.
Чего бы ему стоило попытаться вернуться и отомстить?
Сначала мы отнимем у тебя всё.
Позже, глядя с высоты птичьего полёта на оживлённые артерии улиц, Виктор думает не о сыне, а о маленькой хрупкой женщине с тонкими пальцами и грудным, хриплым голосом — о женщине, которую он однажды впустил в свою жизнь, в свой разум и позволил ей остаться там — незримой тенью, следующей за ним всюду, куда бы он ни пошёл.
О женщине, которой он обязан своим сегодняшним спасением.
