[AVA]http://savepic.su/6434775.png[/AVA]У него было правило: всегда брать вперёд хотя бы половину суммы.
«На представительские расходы», — шутил Крид.
Деньги были нужны, чтобы окупить связанные с выполнением контракта траты. Оружие, техника, когда необходимо. Машины. Жильё. Иногда требовалось подкупить кого-то — кого-то, кого нельзя было просто убрать.
Виктор почти никогда не брался за работу, если это условие не соблюдалось. Благо, его заказчики обладали достаточно тугой мошной и относительно развитым инстинктом самосохранения, чтобы не сквалыжничать в вопросах оплаты услуг наёмника.
И в этот раз Криду отвалили щедро. Настолько, что можно было задуматься о годовом отпуске где-нибудь на Багамах, в окружении прекрасных знойных аборигенок в кокосовых купальниках.

Если сумма гонорара его устраивала, Саблезубый не проявлял излишней прихотливости в выборе работы. Нужно упырить волшебный мел, превращающий обычного, ничем не примечательного американского Джонни в ходячую неуязвимую машину по перетряхиванию чужих кишок? Украсть атомную бомбу? Окей, дайте только перекурить. И плевать, какие неблагородные цели преследует заказчик, сколько людей погибнет и к каким катастрофам всё это в конечном итоге приведёт. Виктору было глубоко насрать на идеологическую подоплёку. Крид был человеком беспринципным, а потому в философском плане счастливым. Его не терзали сомнения касательно правильности его поступков. Он не кусал ночами подушку на почве душевных метаний, размышляя о своём высоком предназначении в этом мире. Он жил войной, война была ему выгодна. Пока нации истребляют друг друга, алчно впиваясь в глотку врага, всегда будет спрос на тех, кто умеет лить кровь, зарабатывая на смерти и несчастьях людей.

Подобраться к доктору Беннеру оказалось не так просто. Но и не так, чтобы невыполнимо сложно.

***

Подвал стандартного американского дома («Мечта о Классической Американской Коробке» — именно под таким названием он проходил во всех архитектурных планах) — место особое; практически возведённое в статус культурного памятника.
Именно в таких подвалах восходящие звёзды рок-н-ролла слагают свои легендарные баллады, делают первые неуверенные шаги на исследовательском поприще будущие Биллы Гейтсы и Норберты Винеры. В таких подвалах можно готовить взрывчатку, собирать разумные айфоны, проектировать нанороботов, синтезировать модифицированный сироп от кашля, одновременно сужающий сосуды и расширяющий сознание. Или пытать несговорчивых учёных, вымогая у них информацию об их секретных разработках.

— Пой, птичка, солнце уж взошло, — насвистывал Саблезубый; присев у изголовья кровати, он похлопал связанного пленника по щекам, — проснись, открой глаза...

— Простите, мистер Беннер, что заставил вас скучать в одиночестве, — вертикальные кошачьи зрачки пульсировали, то сужаясь до толщины швейной иглы, то расширяясь и затапливая радужку, реагируя на нервное мерцание ламп, скудно освещавших подвал.

Судя по дрогнувшим ресницам и участившемуся дыханию, доктор постепенно приходил в себя. Виктор пристально смотрел в его лицо, облизывая сухие губы.

— Впрочем, одиночество для человека вашей профессии вещь привычная и даже необходимая.

Непринуждённый тон наёмника и его словоохотливость могли ввести в заблуждение только человека не слишком опытного и наблюдательного. Крид поддевал Беннера невинными шутками, но его взгляд сохранял холодную сосредоточенность, а движения оставались механически чёткими, скупыми и уверенными — ни одного лишнего взмаха руки; Саблезубый знал, что делает: не впервой.

Виктор показал мужчине пустой шприц. Пока Беннер пытался восстановить связь со своим оглушённым рассудком, наёмник успел сделать ему укол миорелаксанта. 

— Суксаметониум, — пояснил он. — Полагаю, вам прекрасно известно его действие. Ваши мышцы парализует в течение минуты. Исключая мышцы диафрагмы.

Крид ухмыльнулся. Сейчас этот расхристанный гений окончательно осознает своё незавидное положение.
А потом будет боль. Много боли. И лишь после — задушевные беседы о делах насущных.
Просто Криду уж очень хотелось с самого начала дать понять доктору Беннеру, что намерения у него самые что ни на есть серьёзные.

Отредактировано Victor Creed (2015-11-12 20:43:55)

[AVA]http://savepic.su/6434775.png[/AVA]Он не ответил. Смотрел.
Действие миорелаксанта отпускало тело сверху вниз, начиная с кончиков пальцев. Нижняя часть тела доктора Беннера всё ещё была парализована — власть над собственными членами полностью вернётся к нему только через пять-десять минут. Конечно, можно было продлить действие препарата, введя дополнительную дозу; но пока в подобном риске Виктор не видел нужды.
Пять минут — это очень много.

Вопреки расхожему мнению, люди не умирают от боли.
От обширного геморрагического шока — да.
От внезапной остановки сердца, когда то захлёбывается собственной кровью — случается.
Но не от самой боли, какой бы невыносимой она не была. Ибо природой так устроено, что боль является для большинства живых созданий одним из самых важных инструментов осязания реальности.
Крид знал это, как никто другой.
Потому что сам соприкасался с миром исключительно через страдание — своё, чужое ли; он питался им, оно было ему необходимо, оно наделяло его неистребимой волей к жизни, свободе и победе.
Саблезубый мог бы устроить Беннеру классическое «амиталовое интервью». Вкатить ему дозу «сыворотки правды» и наблюдать, как теряющий контроль над собой учёный в приступе эйфорического благодушия сам начнёт доверительно выбалтывать Виктору все свои секреты. Конечно, ни одна на свете психоактивная отрава не гарантирует, что реципиент поведает как на голубом глазу именно то, что нужно его инквизитору. Но если дознаватель умён, обладает соответствующими навыками психологического манипулирования и знает, куда копать, рано или поздно удаётся добиться своего — это лишь вопрос времени.
Виктор выбрал иной путь.
Ему нравилось, когда его жертвы заходились в агонистических мучениях.
Он впитывал их муку всем своим существом, как некоторые земноводные впитывают порами кожи влагу, насыщающую окружающий воздух.

Саблезубый склонился над пленником. Тяжёлая твёрдая ладонь легла поверх правой голени. Выпустив когти, Крид распорол брючину от щиколотки до пояса. Ткань разошлась, оголив крепкое белое бедро.
Для своих лет доктор производил впечатление человека, находящегося в хорошей физической форме. Его тело было сильным и выносливым, несмотря на возраст.
Такое тело способно выдержать многое.
Осторожно надавливая на голую кожу подушечками пальцев, словно пробуя, мужчина нащупал нужную точку на бедре и вонзил в него острые роговые лезвия.

Прыснула кровь. Крид резал быстро, с какой-то упоительной сосредоточенностью, короткими скользящими движениями. Он был аккуратен. Старался не повредить пласты мышц, снимая только шкуру. Не проникнуть слишком глубоко, чтобы не достать сокрытую средь слоёв мяса хрупкую кость. Не задеть пролегающую рядом артерию.
Закончив свежевать добычу, Саблезубый отвернул лоскут облезающей кожи, поддев его окровавленный край когтем и отделяя от влажных мышц: на срезе показались дольки грязновато-жёлтого жира. Лоснящаяся, беззащитная плоть раскрывалась перед взглядом, расцветая своим обнажившимся нутром подобно большому тропическому цветку. Огромная бесстыдно-красная отметина разошлась по бедру Беннера, будто пятно ржавчины, проступившей на металле.
Взволнованный, взбудораженный этим зрелищем, Саблезубый не выдержал: опустился подле кровати и приник к ране, собирая крупные редкие кровавые слёзы оскаленной пастью. Жёсткий горячий язык дрожал меж губ, ощущая дразнящий оттенок железа. Виктор испытывал сытое удовлетворение кугуара, которому в лапы угодил ягнёнок.
В этот момент сознание его расщепилось, раскололось на две противоборствующие половины: rio bajo el rio, река, пролегающая под рекой, — и меж этими двумя его «Я» словно разверзлось глубокое ущелье.
По одну сторону пропасти находился учуявший кровь зверь; по другую... Быть может, не человек, но существо несравненно более развитое и разумное, обладающее властью над тем, враждебным и вечно голодным, что таилось на дне сознания, как морская тварь под толщей тёмных вод и взвесей мутного ила.
Теперь мы знаем, каков ты на вкус.

Нехотя, медленно, с нарочитой ватной ленцой в движениях Саблезубый выпрямился и взглянул мужчине в лицо.
Его собственное, перепачканное с одной стороны кровью, походило на расколотую маску с прорезями вместо глаз, в глубине которых плескался раскалённый янтарь.

Отредактировано Victor Creed (2015-11-12 20:44:23)

[AVA]http://savepic.su/6434775.png[/AVA]Он помнит.
Те, кто держали в цепях тело мутанта, истязали его разум его же собственными воспоминаниями.
Страдание не возрастает по экспоненте, оставляя призрачную надежду на то, что мука, в конце концов, став невыносимой, завершится вовсе — оно подобно линии горизонта, прямой как стрела, текущей из вечности — в вечность. У него нет начала и нет конца.
Тихое, глухое, механическое помешательство.
Каждый божий день.
Что ты можешь знать о боли?

Кулак Виктора врезается в лицо пленника. Ещё раз. Раздаётся отчётливый хруст, словно кто-то переломил о колено сухую ветвь. Крид бьёт даже не вполсилы — осторожничает. Череп мужчины хрупок, как стеклянный ёлочный шарик. Руки мутанта — руки настоящего древнегреческого атлета — могут смять его, раскрошив на осколки, без особых усилий.
Саблезубый теперь совсем близко.
Он клонится к жертве, и в его движении не остаётся ничего, что могло быть присуще любому из людей; тварь, высеченный из камня гротеск, из тех, что днём украшают стены готических соборов, а ночью оживают и вспарывают безлунную черноту неба в поисках добычи.
Фантасмагорическая уродливая картина.
Лицо Беннера оказывается в тисках чужой ладони: пальцы Крида, изучая, медленно трогают его, пробуют когтями каждый выступ и впадину, с вдумчивой обстоятельной точностью, какой обладают лишь хирурги и мясники.
Виктор смотрит перед собой и видит это лицо, превращающееся в шмат изувеченного мяса. Кожа облезает, мышцы тают и расползаются, обнажается голая кость.

Как жаль, что нельзя выкорчевать язык доктора из его глотки.
Тогда мистер Беннер не расскажет нам свои тайны.
Как жаль, что нельзя отрезать ему уши.
Тогда он не услышит, чего мы от него хотим.
Как жаль, что нельзя вырвать его глаза, оставив вместо них два сочащихся кровью рта.
Тогда он не увидит, что ещё мы собираемся с ним сделать.
Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.

Взгляд убийцы встречается со взглядом его жертвы; Саблезубый скалится торжествующе — он знает: доктору неизвестно, что за существо перед ним, он обескуражен, не одной болью, но и страхом, рожденным этой неизвестностью.
Когти впиваются в горло под самым подбородком, как острые шила, не позволяя мужчине шевелить головой — только говорить, цедя фразы сквозь приоткрытый рот.
Учёный сейчас больше похож на распятого еретика, обречённого страдать за собственную веру.
Не хватает только вырезанной на лбу надписи: «я отрекаюсь».
— Мы сыграем в игру. Правила просты. Я задаю вопросы. Вы отвечаете. Если ответ мне не понравится, я буду вынужден, — слова вспучиваются смехом, гортанным, коротким, — применить отрицательную стимуляцию. Посмотрим, окажетесь ли вы сообразительнее лабораторной крысы.
Голос вытекает изо рта чёрной желчью. Голос пахнет тёплой человеческой плотью.
Славный, славный запах.
Из разбитого носа Беннера хлещет кровь. Течёт по подбородку. Марает грудь.
— Вопрос первый. Над чем вы сейчас работаете, доктор Беннер?
Глаза глядят пристально, следя за движением губ.
Правда или ложь?

Отредактировано Victor Creed (2015-11-12 20:44:46)

[AVA]http://savepic.su/6434775.png[/AVA]Виктор внимательно прислушивается к пленнику. Чутко фиксирует пульс, дыхание, реакцию зрачков. Беннер нужен ему живым. За мёртвого доктора ему не заплатят.
Это сложно. Всегда сложно. Хладнокровный расчёт хищника, в конце концов, оборачивается хищническим же безумием. Крид невольно сжимает хватку. Ему хочется услышать хруст ломающихся шейных позвонков. Увидеть, как в глазах жертвы гаснет искра жизни. Почувствовать, как тело человека безвольно обмякает в его руках, словно тряпичная кукла, из которой вынули проволочный остов.
Голос мужчины добирается до разума сквозь багровую завесу, заволакивающую действительность. Вовремя.
Виктор удивлён. Звук, который вырывается из горла измученного Беннера вместе с пузырящейся на губах кровью, не похож ни на мольбу, ни на прежний вопль животного ужаса. Наёмник щурится недоверчиво.
Он слышит смех.
Смех? Неужто доктор повредился рассудком?
Но слабый, едва различимый шёпот, раздающийся следом, явно свидетельствует в пользу того, что Беннер всё ещё в здравом уме и вполне ясно осознает происходящее.
Саблезубый сравнил доктора с лабораторной крысой. Беннер и есть лабораторная крыса. Типичный сумрачный гений, из тех, что в состоянии на пальцах объяснить теорию струн, но в реальной жизни представляют собой пустое место. Беннер, конечно же, стоит дороже, чем, возможно, сам мнит о себе. Иначе бы он тут не оказался. Но он не боец, его мир — мир раз и навсегда устоявшихся, изученных и таких безопасных понятий, схем, представлений. Настоящего вкуса жизни, рождающегося в пламени первобытной борьбы, он не знает. И всё же он держится неплохо — для человека, впервые так близко столкнувшегося с собственным сокрушительным бессилием. Большинству жителей современных мегаполисов это чувство неведомо. Для Крида, жившего и живущего войной, сколько он себя помнит, отражение подлинного страха смерти в глубине чужих зрачков — явление такое же привычное и понятное, как для мистера Беннера — его чёртовы формулы и пробирки.
Нет, доктор не сошёл с ума.
Виктор кивает. Нехотя, но убирает руки, возвращая пленнику иллюзорную свободу. Деваться Беннеру всё равно некуда.
— Верно, — говорит он. Удивительно спокойно. Почти равнодушно. Но спокойствие это наигранное. За маской холодного безразличия ещё ярится голодный зверь. За столько лет Саблезубый выучился находить общий язык с твой тварью, что точит его рассудок. Подчинять её себе. Но окончательная победа всегда оставалась не за ним.
Зверь мстителен. Позже он вынудит Крида пролить ещё много безвинной крови, чтобы стереть воспоминания об этом дне. Нет, память останется. Но злоба утихнет. Краски поблекнут. И лицо Беннера станет лишь одним из сотен лиц, немых и ненужных.
Наёмник ставит рядом с кроватью стул. Садится. Достаёт пачку сигарет, щёлкает зажигалкой. Беспокойный яркий огонёк пляшет напротив остекленевших глаз и, лизнув конец сигареты, умирает, гаснет.
— Не устали, доктор Беннер? — Крид закуривает. Стряхивает пепел на пол. — Отдышитесь.
Пряди сизого дыма вьются перед его лицом, убегая вверх, к потолку. Крид молчит, отстранёно продолжает вдыхать горький табачный яд, давая пленнику прийти в себя, перевести дух.
Сделав последнюю, глубокую затяжку, он смотрит на доктора:
— Расскажите мне о сыворотке.

[AVA]http://savepic.su/6434775.png[/AVA]Тёмный бетонный мешок подвала пропитался миазмами крови. Звуков, кажется, нет; лишь едва слышно прерывистое, загнанное дыхание человека на кровати.
Глухо. Будто в могиле.
Ошмёток кожи с ноги Беннера валяется на полу, скользкий и блестящий, как дохлый моллюск, вывалившийся из раковины. 
Крид опускает руку с дымящейся сигаретой. Уголки губ приподнимаются в скупой улыбке. Отрадно, что мистер Беннер ещё в состоянии шутить и понимать иронию.
Пока ничего нового убийца не слышит. Слова доктора лишь подтверждают то, что Виктор знает и так: сыворотка, возможно, не доработана; соответствует ли она по действию творению Эрскина  — вопрос спорный.
По чести сказать, Крида это мало волнует. Не он работал с информатором; за достоверность предоставленных данных убийца не отвечает. Саблезубому нужно добыть образец — он это сделает. Если заказчики облажались, и в руки к ним попадёт «пустышка», винить им будет некого, кроме самих себя. Крид к тому времени будет уже далеко, считать деньги на офшорных счетах — а сыворотку он отдаст не раньше, чем получит оставшуюся часть гонорара. Сыворотка — его гарантия, залог того, что он не напрасно тратит время, перетряхивая этот мешок с дерьмом, за который почему-то так хорошо платят.

Увы, выдержка, в конце концов, изменяет Беннеру. Сквозь подтёки спёкшейся крови его белое как наволочка лицо, кажется, светится в полумраке подвала. Наёмник морщится чуть заметно. Не беда. В подобных случаях всё обычно решается инъекцией нужного препарата, чтобы «клиент» не отъехал раньше положенного. Но Виктор не уверен, что сердечно-сосудистая система уважаемого учёного выдержит очередной фармакологический кульбит. Беннер здоров, для своего зрелого возраста даже более чем — Криду предоставили шанс ознакомиться с досье его подопечного, в том числе с заключением медиков, — но после следующего укола реакция может оказаться не совсем той, на которую приходится рассчитывать. Суксаметониум, при всей его относительной безопасности, всё же не относится к числу абсолютно безобидных препаратов. Колоть Беннеру новую дрянь без насущной необходимости значит лишний раз рисковать.
Саблезубый встаёт со стула и склоняется над мужчиной. Бегло осматривает его. Проверяет пульс. Хмыкает удовлетворённо.
Доктор в порядке. Просто немного перенервничал.
Слишком много впечатлений для человека, привыкшего, что самым большим источником проблем в его жизни могут стать не вовремя оплаченные счета, выговор начальства или, на худой конец, лопнувшая пробирка с реагентом.
Господин доктор не видел, как в Сайгоне пленных солдат превращают в куски кровоточащего фарша и оставляют медленно умирать на жаре, среди насекомых и зловонных испарений вьетнамских болот.

Виктор вертит в пальцах тлеющий окурок и резко втыкает его в бедро Беннера — прямо в открытую, влажную рану.
Слабо тянет палёным мясом.
Выбросив окурок, наёмник отвязывает доктора от кровати. Приподнимает его за грудки и хорошенько встряхивает.
— Ну же. Придите в себя, док, — требовательный, хлёсткий окрик вспарывает воздух подобно удару бича.
Крид стаскивает мужчину с кровати. Волочет по полу. Как мясник тащит с бойни тушу мёртвого скота.
Бросив пленника посреди помещения, Виктор слабо пинает его под рёбра тяжёлым носком ботинка, вынуждая перевернуться на спину.
Нога убийцы оказывается на груди Беннера.
— Мне нужен образец сыворотки, — произносит он ровным тоном, чеканя каждое слово.
Надавливает сильнее, вжимая тело учёного в бетонный пол. Если бы можно было не сдерживать себя. Если бы можно было посмотреть, как сердце лежащего перед Саблезубым человека лопается и брызгает под чугунной стопой, и тот остаётся помирать в корчах на грязном полу подвала, словно перееханная колесом автомобиля игуана.
Впрочем, Виктор и так славно проводит время. Повеселиться с жертвой ему никто не запрещал.
Просто доктор был очень упрям.
Отказывался сотрудничать.
Нам пришлось сделать ему больно.
У нас не было выбора, верно?
Лампочка нервно моргает прямо над головой Крида, и фигура убийцы на фоне блеклого жёлтого света кажется совершенно чёрной, словно вырезанной из картона.

Отредактировано Victor Creed (2015-11-18 19:57:19)