Ранним утром изрядно продрогший Алекс с неизменным рюкзаком за спиной медленно брёл под густым снегопадом по пустынной дороге к Школе Ксавье.
Идея вернуться туда на праздники была спонтанной и Алекс до сих пор не был до конца уверен, что разумной. Все эти хохочущие Санты, умильные детишки и их замотанные и увешанные пакетами с подарками родители, Jingle Bells из каждого утюга - всё, всё это заставляло Хавока чувствовать себя как в нравоучительных сказках. Грустным, одиноким и никому не нужным. Бутылка бурбона, купленная дня три назад, мало помогла исправить положение, и стоя в одних джинсах с сигаретой у мутного окна на лестнице Хавок неожиданно решил, что раз уж всё так, стоит попробовать последнее средство - кинуться эдаким блудным сыном в радушные объятия Чарльза.

На отцовскую фигуру лично для него Ксавье, конечно, не очень тянул. Трудно воспринимать отцовской фигурой человека, которого ты видел эксцентричным - если не сказать истеричным - восторженным юношей с горящим взглядом и странными, на взгляд Хавока, личными привязанности. Ксавье заросший и горько пьющий был ещё худшим вариантом, а в магию взросления и жизненного опыта Алекс не спешил верить. Нет, Чарльз был для него кем-то вроде старшего товарища. Старшеклассника, на которого смотришь снизу вверх пока сам едва-едва перешёл в среднюю школу.
Но всё это не отменяло того, что в Школе у Алекса были какие-никакие, а друзья и знакомые. Люди, которые способны искренне улыбнуться при виде него. Это уж точно лучше, чем сидеть как сыч в съёмной конуре и пить пиво, пялясь в какое-нибудь маловразумительное кино.

А ещё в Школе был Скотт. Это Алекс знал точно. Нет, он не думал, что брат будет рад и счастлив его видеть. Слишком давно они разошлись, слишком разными жизнями жили и слишком многое так никогда и не обсуждали. Дурацкая семейная драма, достойная какой-нибудь бесконечной классической книжки.
Доходили слухи, что у Скотта случилась беда. Подробностей Алекс не знал, но выяснил, что некоторое время назад погибла при мутных весьма обстоятельствах Джин Грей. Он был знаком с ней, пусть и весьма поверхностно. Хорошая и очень умная девушка, обаятельная и с характером. Вроде как у Скотта с ней были какие-то отношения, но Алекс по привычке не стал вникать в эти дела. Он давно взял за правило вообще не думать о том, у кого с кем отношения. Глядишь и мозг целее будет.
Тем не менее, он не мог не понимать, что малышу Скотти сейчас очень плохо. Смерть это всегда тяжело, а смерть близкого человека... Нет, Скотт такого не заслужил. Не снова. Хватит с него родителей. Но жизнь редко интересуется тем, кто и что заслужил. Она просто берёт и отсыпает тебе того, что сама считает нужным.

Из снежного марева медленно выступали очертания особняка. Сад, который Алекс помнил зелёным и цветущим, утонул в сугробах, да так, что едва ли можно было разглядеть живую ограду, горбатые холмики скамеек и сильно запущенный фонтан. А уж о том, где во всём этом великолепии тропинка, оставалось лишь догадываться. И искренне надеяться, что удастся ни разу не оступиться и ничего себе не сломать.
И Алекс сумел таки с этим справиться. Добравшись без лишних травм до порога, он постучал. Дверь отворили почти сразу и на Алекса из сумрачного холла воззрился сонный и немного взъерошенный Хэнк.
- Привет. Я вот тут... С Рождеством тебя.
Хэнк окинул потрёпанного Хавока взглядом, пробормотал что-то, что должно было звучать как "И тебя так же", и отворил дверь пошире, приглашая его войти. Зверь явно давно уже отучился удивляться неожиданным гостям.
- Третья дверь от окна на втором этаже. Ты знаешь, где это. Твоя комната, - с усилием подавив зевок Хэнк ушёл куда-то вниз, в лаборатории. А Алекс, отряхнувшись как следует от снега, пошёл к себе.

Разобрав вещи - а точнее, просто бросив рюкзак в угол, вынув из него несколько мелочей, которые удобнее иметь под рукой - Алекс немного посидел на подоконнике, глядя на всё больше расходившуюся метель, а потом тихо спустился на кухню. Ночь в автобусе далась ему тяжело и теперь хотелось кофе и чего-нибудь съедобного.
Школа спала. В коридорах было тихо и дремотно, только тихо поскрипывали половицы под ногами, да выл ветер за окном. В гостиной сверкала стеклом и блёсками большая живая ёлка. Алекс улыбнулся - когда-то такую же ставили мама и папа, а они со Скоттом сгорали от любопытства, глядя на коробки, разложенные на полу. До самого утра рождества их нельзя было трогать, и сколько раз Алекс засыпал, сжимая в руке часы, надеясь побыстрее дотянуть до первых лучей солнца, чтобы сорваться с кровати, и прямо босиком и в пижаме помчаться раскрывать заветные коробки.

Из дверного проёма кухни лился в коридор тёплый свет и слышалась невнятная возня. Кому-то видать как и Хэнку плохо спалось несмотря на ранний час. Алекс потоптался у порога, но всё же решился нарушить уединение этого кого-то.
- О...
Да уж, выглядел Скотт неважно. Запавшие щёки, опущенные вниз уголки рта, и Алекс готов был поспорить, что если бы тот мог снять свои визоры, то под ними обнаружились бы нездоровые синеватые мешки под глазами.
- Доброго утра, Скотт. И... с Рождеством тебя.
Не зная, куда деть руки, Алекс скрестил их на груди и так и замер в дверях, неосознанно преграждая брату пути к отступлению.

Ну ещё бы. Глупо было бы надеяться, что младшенький сильно обрадуется его приезду. Алекс вздохнул и глянул на разъярённого брата исподлобья. Даже ярость у Скотта сейчас была какая-то серая и утомлённая.
То, что брат так отреагировал на невинное поздравление с праздником, не повод попрощаться, сделать вид, что ничего не было и скрыться на следующие тридцать с чем-то лет. Идея, конечно, была очень соблазнительной. Алекс ненавидел конфликты и выяснения отношений на повышенных тонах. Возможно именно поэтому у него, в отличие от Скотта, совершенно не ладилось с личной жизнью. Слишком уж равнодушным и незаинтересованным он казался со стороны. А о том, что при этом творилось внутри, знал только сам Хавок. И конечно же он не стремился об этом распространяться. Но ведь когда-то надо начинать, правда? Тем более, не маленький уже.

- Зря ты считаешь, что я специально сбежал, чтобы тебе было хуже. Я надеялся забрать тебя, поселиться где-то вместе и вырастить тебя, раз уж с родителями всё вышло... так, как вышло. И забрал бы. Можешь не верить, но я правда хотел этого.
А ведь Алексу казалось, что он давно позабыл всё, что было в те далёкие дни, когда они со Скоттом были детьми. Но сейчас воспоминания призраками мельтешили у него перед глазами. Серые и мрачные дни в приюте. Оглушённое и никакое состояние после похорон родителей. Безнадёга, на вкус похожая на унылую приютскую еду. Безнадёга, проникающая в каждую пору кожи, заполняющая тебя всего. Сквозняки, от которых не удавалось спрятаться под тонким вытертым одеялом. Никогда в жизни он не пожелал бы брату такого детства.
- Я не мог вернуться. Это прозвучит не лучше, чем детская отмазка про собаку, съевшую домашнее задание, но...
Алекс провёл рукой по волосам, взъерошивая их ещё больше. Он никогда ещё никому не рассказывал, куда пропал после своего бегства из приюта. Несмотря на то, что за долгие годы Хавок успел повидать множество того, что другие люди назвали бы фантастикой, и убедиться в том, что реальными могут оказаться совершенно невероятные вещи, он всё-таки не был готов излагать свою историю, которой скорее уж место на страницах какого-нибудь сборника начинающих авторов-фантастов.
- Когда я убежал, спустя некоторое время я... Я провалился в прошлое. Не знаю, как это вышло. Я даже толком не помню самого, хм, процесса. Меня высадила очередная попутка и я собирался подождать на обочине дороги следующую, но тут всё вокруг перемешалось. Немного похоже на телепомехи, от которых картинка плывёт. А после всё вернулось на свои места, только вот год был 1961.

Алекс перевёл дух и облизнул губы. Страшно хотелось пить. Но ему казалось, что стоит только оставить дверной проём не защищённым, и Скотт обязательно ретируется в свою комнату. И постарается не попадаться ему на глаза, пока Алекс наконец-то не соизволит убраться ко всем чертям.
- Слушай, давай сядем и поговорим, а? Я в самом деле хочу всё тебе рассказать. Я скучал по тебе и, чёрт дери, ты мой брат, Скотт. Что бы ты ни думал обо мне и вообще, ты мой брат и я никогда этого не забывал. И о тебе я не забывал. Я был очень рад, когда узнал, что ты оказался в Школе, что тебя учит Профессор. Что ты среди тех, кто тебя понимает и кто о тебе заботится. Я знаю, что тебе пришлось непросто. Не только в детстве, но и сейчас. Да, я пропал очень надолго, но сейчас я здесь. И я в самом деле хочу поддержать тебя. Помочь тебе. Чёрт... Не знаю, как это нормально сформулировать.
Хавок тряхнул головой и снова посмотрел на брата.
- Я не предлагаю тебе кидаться в мои объятия и всё такое. Но давай попробуем, хотя бы попробуем, вести себя как взрослые люди. К тому же... Был бы я тебе не нужен, ты не стал бы так орать, Скотти.

Нет, Скотт определённо не изменился за всё то время, что они с Алексом не общались. Нет, всё было в порядке, как обычно. Только вот Алекс успел отвыкнуть от того, каким бывает его братец в моменты особенного душевного раздрая.
От удара он охнул и слегка пошатнулся, а Скотт тут же поймал его и сграбастал в некое подобие братских объятий. Алекс всё ещё пытался восстановить дыхание, но руки как-то сами сомкнулись за спиной младшенького. Странно, но светлого порыва прописать ему в ухо, чтоб не задавался, Саммерс-старший не чувствовал. А ведь когда-то без этого точно не обошлось бы.
Когда братец таки соизволил его выпустить и снова принялся за свой кофе, Алекс оперся о столешницу, потирая ушибленное место. В детстве было определённо проще, ничего не скажешь.

А Скотт всё болтал и болтал и слова не давал вставить. Хавок рассеянно взял в руки чашку с кофе, протянутую братом. Не только Циклопу было тяжело осмыслить реальность происходящего. Алекс держал чашку, чувствуя её тепло. Вдыхал воздух, который пах кофе и чем-то ещё, чем всегда пахла кухня их мамы. Чем-то, что трудно толком описать, чем-то домашним, спокойным. Всё это было реальным, и Скотт, потирающий ладонью обожжённые губы, тоже. И сам Алекс. И... Чёрт.
Видимо в какой-то момент Хавок перегрелся как старый компьютер и заискрил. Мир поплыл, в ушах зашумело и он поспешно опустился на стул. Скотт уже успел смыться из кухни и оставить Алекса в полном одиночестве. Где-то в коридорах гулко отдавались его торопливые шаги. Алекс отпил кофе. Медленно и осторожно. Кофе был намного лучше той бурды, которую ему доводилось пить в последние года два, в основном в придорожных закусочных и на заправках. В Школе не скупились на хорошие зёрна.

Пока Хавок размышлял об этом и о том, что же он делает со своей жизнью в лучших традициях рождественского утра, Скотт успел вернуться назад. В руках он нёс небольшую коробку из-под обуви, изрядно потрёпанную, но явно бережно хранимую.
Алекс посмотрел на Скотта и понял, что тот точно так же, как и он сам недавно, не может поверить в реальность происходящего. И может даже боится поверить, потому что тем болезненнее будет спуститься обратно на землю, когда иллюзия растает. Да уж, братцу явно не пошло на пользу частое общение с телепатами...
Скотт похлопал его по плечу и Алекс, улыбнувшись, похлопал его по руке в ответ. Мол, я тут, я живой. Всё в порядке. Ну, насколько это вообще может быть в порядке у них и сейчас.

- Скотт... я.... - Хавок ошарашенно смотрел на шахматы и не знал, что ещё сказать.
Это было так... Господи, все эти годы брат его не забывал и ждал. И тогда ждал, даже когда стало понятно, что Алекс не вернётся, во всяком случае, не вернётся в ближайшие год-два-десять. Алексу стало невыносимо стыдно и больно за то, что он вот так пропал. Даже несмотря на то, что при всём желании он не смог бы вернуться раньше.
Он с усилием сглотнул комок, вставший в горле. И улыбнулся в ответ на улыбку Скотта.
- Вот в задницу мне их засовывать точно не надо. Это не принесёт тебе мира, как говаривал профессор Ксавье в своё время.
Он усмехнулся.

Оказалось, что разучиться играть в шахматы нельзя точно так же, как нельзя разучиться ездить на велосипеде. Первые минут десять братья Саммерсы молчали, сосредоточенно двигая фигуры по доске. Наконец Алекс заговорил.
- Я и правда не шутил, когда говорил про 1961 год. Это всё очень странно и похоже на наркотический трип, но это правда. А впрочем, чего я, с тех пор, как наш икс-ген проявился, мы с тобой вообще не могли рассчитывать на обычную жизнь среднестатистических людей. В общем...
Он передвинул фигуру и уставился на доску в ожидании хода брата.
- В общем, когда я оказался на той же дороге, но в шестьдесят первом году, первым моим желанием было, естественно, вернуться назад. Только вот не получилось. Вокруг была обычная дорога, обычная обочина, кусты там всякие, опоры электорпередач, покосившийся указатель - и никаких следов хоть чего-нибудь, похожего на портал или телепорт. Никаких сверкающих рамочек в воздухе, ворот, окон, вообще ничего. Хотя я слегка забегаю вперёд. Как ты понимаешь, стоя на пустынной дороге сложно с точностью определить, какой сейчас год. Так что подозревать, что что-то не так, я стал только когда меня подобрала очередная машина. Водитель всю дорогу молчал, но в салоне играло радио. По его репертуару и репликам ведущего я начал смутно догадываться, что кажется что-то произошло. И подобравшая меня тачка - Ford Falcon - вовсе не шедевр реконструктора-автолюбителя, а самая обычная тачка, которую он недавно купил. Просто да, она новая. Ей и полагается быть новой, потому что её не так давно выпустили.

Алекс отпил кофе. Он не смотрел на брата, но аж кожей чувствовал, что тот его внимательно слушает.
- Мне повезло, что было темно и что водитель попался нелюбопытный. Вряд ли я сумел бы толком поддержать беседу и не сойти при этом за сбежавшего из ближайшей дурки.
Он усмехнулся.
- В общем, мужик этот высадил меня у ближайшего городка, не помню уже, как он назывался. Там я нанялся в закусочную, мыть полы, прибирать и всё такое. Рассказал хозяину, что я сирота и сбежал из приюта. И что искать меня вряд ли станут, а работа очень нужна, потому что пойти мне некуда и не к кому. У здешнего повара нашёлся дома свободный угол, где я и поселился. Спал на полу в старом спальнике, кормили меня на работе. Неплохо для начала, но всю оставшуюся жизнь я не планировал. Скопил денег немного и двинулся дальше. Теперь хоть мог позволить себе автобус, а не морозить задницу на обочинах, выжидая, когда очередной добрый самаритянин согласится подвезти и при этом не будет иметь никаких видов на меня во всяком там плане.
В итоге я добрался аж до Эдмонда в Оклахоме. И там мне не повезло - в поисках работы я попал в нехорошую компанию. Денег у меня почти не осталось, а нужно было где-то остановиться и хоть чего-то поесть. Я пошёл с ними грабить ломбард. Конечно, никакой толковой подготовкой и планом там даже не пахло, так что мы попались. И вот тогда проявились мои способности. Сочетание возраста, стресса, чёрт знает чего ещё. Я обрушил стену этого проклятого ломбарда на двух своих новых "друзей" прямо на глазах ошалевшего полицейского. И кто знает, что ещё успел бы сделать, не выруби он меня, приложив чем-то тяжёлым по голове.

Кофе в чашке остыл, но Алекс давно забыл про него. Он продолжал внимательно смотреть на шахматную доску.
- Дальше был суд, потом тюрьма. Те ребята выжили, хоть и сильно пострадали. Обвинить меня в том, что я имел намерение убить их, прокурор не смог, а падение стены списали на несчастный случай - следов взрывчатки тоже не обнаружили. Но ограбление так и осталось, причём прокурор и тот коп, что меня задержал, дружно напирали на то, что инициатором налёта был я. Адвокат мне попался типичнейший государственный защитник - пофигист и неудачник, которому лишь бы побыстрее отбазариться. Так что всё кончилось очень быстро и меня отправили за решётку. Я опасался, что могу снова выйти из-под контроля, поэтому попросился в одиночку. Пришлось долго упрашивать и настаивать, в итоге удалось уломать тюремное начальство.
Ну а потом меня вытащили Ксавье и Магнето.
Алекс наконец поднял глаза на брата.
- Вот так оно всё и было. Спрашивай, если что ещё хочешь узнать. Я отвечу.